С чего начинать изучение философии
Философия: начинаем изучение
Ниже представлены общие положения о науке «философия» – об основных ее частях, разделах, направлениях. Приведены данные о Гениальных философах, о Великих книгах, и в виде сводных и сравнительных материалов – основная статистическая информация.
1. Определение философии, данное различными философами
Философ
Определение
Философ
Определение
2. О пользе, специфике и значении философии
1. Аристипп на вопрос, какую пользу принесла ему философия, ответил: «Дала способность смело говорить с кем угодно на любую тему».
2. Рассел: «Философия может дать беспристрастное и широкое понимание целей человеческой жизни, чувство меры в понимании своей роли в обществе, роли современности по отношению к прошлому и будущему, роли всей истории человечества по отношению к космосу».
3. Шмуккер-Гартман: «Наука – это теория, философия – размышления, т. е. они антиподы».
4. Шопенгауэр: «Поскольку философия не есть познание по закону основания, а есть познание идей, она должна быть отнесена к искусству. Поскольку же она излагает идею абстрактно, а не интуитивно, – она может считаться знанием, наукой. Но, строго говоря, философия есть среднее между наукой и искусством или нечто соединяющее их».
5. Ницше: «Нельзя смешивать философских работников и вообще людей науки. Подлинные философы суть повелители и законодатели».
6. Ряд философов: Платон, Ламетри, Руссо, Кант, Ницше считали, что управлять государством должны только философы. Стоики считали, что «только мудрец умеет быть царем».
7. Аристотель считал, что высшей формой познания является философия, способная познать высшие формы и цели всего сущего, и что наивысшее счастье достигается только при занятиях философией.
15 важных книг по философии и социальным наукам, чтобы прокачать в себе гуманитария
История мировых религий, которую рассказывает бывшая послушница католического монастыря, итоговый труд Лотмана или лекции о социологии повседневности — неожиданные ответы на, казалось бы, уже решенные вопросы об устройстве мира и общества появляются регулярно. В этом материале собраны книги для приверженцев гуманитарного знания — от классического Фрейда до заметок блогера о философских течениях.
Психология
«Психология»
Дэвид Майерс
Книга Дэвида Майерса, американского социального психолога, исследователя и популяризатора науки, написана для студентов психологических факультетов, но рекомендуют ее, в общем-то, всем интересующимся. Восемьсот с лишним страниц этого учебника охватывают все аспекты общей психологии: от генетики и развития ребенка до мотиваций и психических болезней. Особое уважение поклонники Майерса питают к многочисленным иллюстрациям, цитатам и ссылкам на современные исследования.
«Иногда реакция возбуждения на одно событие переключается на реакцию на следующее событие. Представьте себе, что после взбадривающей пробежки вы вернулись домой и узнали, что получили желанную работу. Имея остаточное возбуждение после пробежки, почувствуете ли вы больший восторг, чем если получите это известие, проснувшись после дремы?»
«Введение в психоанализ»
Зигмунд Фрейд
Классика жанра. Один из главных трудов отца психоанализа в виде цикла лекций, которые он читал в 1915–1917 годах. О сновидениях, неврозах и ошибочных действиях. Теоретические принципы и методы психоанализа Фрейда вызвали мощную волну критики, но при этом повлияли на образ мыслей всех последующих психологов и психиатров.
«. невроз является следствием своего рода незнания, неведения о душевных процессах, о которых следовало бы знать. Это очень походило бы на известную теорию Сократа, согласно которой даже пороки основаны на незнании».
«Очерки по психологии бессознательного»
Карл Густав Юнг
Перевод двух томов сочинений Карла Юнга, раскрывающих основные положения его аналитической психологии. В сборнике представлены очерки, на которых во многом выросла современная психология: «Психоанализ», «Теория эроса», «Другая точка зрения: воля к власти», «Проблема типа установки», «Личное и коллективное (или трансличное) бессознательное», «Синтетический, или конструктивный, метод». Столь же важный для ознакомления с основами психологии труд, как и «Введение в психоанализ» Фрейда, но более близкий к современному пониманию предмета.
«Несмотря на многочисленные возмущенные заверения в обратном, остается фактом, что любовь с ее проблемами и конфликтами имеет фундаментальное значение для человеческой жизни и, как показывает внимательное исследование, имеет гораздо большее значение, чем это предполагает сам индивид».
Философия
«Философия: краткий курс»
Пол Клейнман
Блогер и писатель Пол Клейнман умело создает энциклопедии научных теорий. В этой книге он собрал почти все философские течения и школы: от досократиков до философии религии. Здесь есть и теория, и мысленные эксперименты, и любопытные факты из жизни философов.
«Сартр считал, что человека определяет не врожденная природа, а его сознание и самосознание, которые могут меняться. Если человек думает, что его восприятие себя определяется местом в социальной иерархии или его взгляды не могут измениться, он обманывает себя. Расхожая фраза «Я такой, какой есть» тоже не более чем самообман».
«История Бога: 4000 лет исканий в иудаизме, христианстве и исламе»
Карен Армстронг
Авторитетный британский религиовед, философ, публицист и бывшая послушница католического монастыря Карен Армстронг — о трех мировых религиях и их становлении: как появилась идея Бога, как она трансформировалась и что каждая из религий единобожия привнесла в его образ. Это последовательный и структурированный разбор многовекового формирования религиозного мировоззрения.
«. поскольку Бог сотворил все совершенным, «грех» — это лишь плод человеческого воображения. Бог Сам объявляет в Библии, что сделал тьму светом».
«Археология знания»
Мишель Фуко
«Археология знания» французского философа и теоретика культуры Мишеля Фуко вносит ясность во все его творчество. Так что если читать Фуко обязательно, то читать эту книгу — вообще обязательно. Она написана как дополнение к «Словам и вещам» и задает вопросы об экономических, социальных и политических условиях появления знания.
«Дискурс — это не жизнь, у него иное время, нежели у нас, в нем вы не примиряетесь со смертью. Возможно, что вы похороните Бога под тяжестью всего того, что говорите, но не думайте, что из сказанного вы сумеете создать человека, которому удалось бы просуществовать дольше, нежели Ему».
Экономика
«Как устроена экономика»
Ха-Джун Чанг
Книга корейского экономиста и доктора философии Кембриджа Ха-Джун Чанга о функционировании мировой экономики остроумна и немного жестока. Объясняя различные экономические теории, Чанг убеждает, что среди них нет единственно верного взгляда.
«Еще никто из экономистов не утверждал, что экономика может объяснить Вселенную. На данный момент ее устройство остается сферой интереса физиков — и именно в этих ученых экономисты видели образец для подражания в своем стремлении сделать экономику истинной наукой. Некоторые даже приблизились к этому: они утверждают, что их наука исследует «мир». Вот как, например, звучит подзаголовок второго тома популярной серии Роберта Франка «The Economic Naturalist» («Экономический натуралист»): «Как экономика помогает понять мир».
«Экономика всего: как институты определяют нашу жизнь»
Александр Аузан
Декан экономического факультета МГУ рассуждает о роли государства, человека, общества и собственности в экономике на примерах из современной жизни в России. Почему люди вынуждены иногда давать взятки гаишникам и никогда не торговаться в супермаркетах?
«Можно ли при такой мрачной картине жить в этом мире? Можно. Просто надо понимать: наши надежды на нечто могучее и всеблагое вряд ли могут служить нормальной точкой опоры. Опираться надо скорее на правила, которые мы можем использовать в общении между собой. Опираться надо на институты».
«Глобальная экономическая история. Краткое введение»
Роберт Аллен
В издательстве Института Гайдара ежегодно публикуются наиболее значимые экономические труды классиков и современников. Профессор экономической истории Оксфордского университета анализирует мировую экономику, начиная с этапа глобализации, и отмечает, как разные страны отвечали на ее вызовы. Особое внимание он уделяет тому, как экономический рост связан с внедрением новых технологий и совершенствованием системы образования.
«Западная Европа и США сделали (в XIX веке) экономическое развитие главным приоритетом и использовали для его обеспечения стандартный набор целенаправленных действий: создание единого общенационального рынка посредством устранения внутренних сборов и пошлин и строительства транспортной инфраструктуры. »
Культурология
«Теоретическая культурология»
Алексей Шеманов, Олег Румянцев
По сути, это энциклопедия культурологии. Книга удобно поделена на два раздела — «Концепты» и «Термины»,— в каждом из которых представлены и классические, и современные идеи культуры. В ней обсуждаются такие понятия, как множественность культуры, повседневность, локальные культуры в мире глобализации, самоидентификация человека в культуре, концепты языка и речевые практики.
«Проблема С. (самоидентификации) проявляет динамичность современной жизни и порождаемые ею конфликты. В силу неустойчивости структуры нынешнего социального бытия люди вынуждены постоянно пересматривать множество аспектов своей идентичности — профессиональной, социально-стратификационной, образовательной, экономической и пр.».
«Симулякры и симуляции»
Жан Бодрийяр
Снова классика — философский трактат Жана Бодрийяра о реальности и символах, которые ее заменили. Описать современную культуру без упоминания Бодрийяра практически невозможно. Он провозгласил эру гиперреальности, в которой общество утратило связь с действительностью. В том числе на этих идеях основаны «Матрица» и мир, в котором жил Нео.
«Нет больше зеркала ни сущего и его отображения, ни реального и его концепта. Нет больше воображаемой равнообъемности: измерением симуляции становится генетическая миниатюризация. Реальное производится на основе миниатюрнейших ячеек матриц и запоминающих устройств, моделей управления — и может быть воспроизведено неограниченное количество раз».
«Непредсказуемые механизмы культуры»
Юрий Лотман
У итоговой работы всемирно известного литературоведа, культуролога и семиотика была непростая судьба: впервые ее опубликовали в 1994 году, уже после смерти Лотмана, в плохом качестве и с опечатками. И только в 2010 году, когда ей занялось издательство Таллинского университета, монография вышла на русском языке в достойном оформлении. В книге Юрий Лотман обобщает свои взгляды на культуру, рассматривая такие ее проявления, как искусство, наука или мода, сквозь призму семиосферы.
«В сфере культуры познание ею самой себя является одной из важнейших задач. Но познание это не есть конечное постижение какой-то остановившейся точки, оно втянуто в безумную гонку и стремится сделать безнадежное: догнать объект, который есть он сам».
Социология
«Грамматика порядка. Историческая социология понятий, которые меняют нашу реальность»
Александр Бикбов
Социолог Александр Бикбов многие годы изучал советское и российское общество, особенно во время протестных движений. Рассматривая такие понятия, как «средний класс», «демократия», «гуманизм», «личность», «зрелый социализм», «научно-технический прогресс» и «русская нация», он рассказывает об изменениях, которые происходят с российским обществом последние 20 лет.
«Не став «священной», как того требовали радикальные экономисты-реформаторы и политически близкие им публицисты, через некоторое время «собственность» приобретает более скромный технический статус, закрепившись в административных, кадастровых, фискальных классификаторах».
«Социальное пространство. Поля и практики»
Пьер Бурдье
Один из наиболее влиятельных социологов XX века, Пьер Бурдье написал 35 книг и несколько сотен статей об образовании, власти и политике, культуре и искусстве, экономике и науке, массмедиа и религии. Данное издание представляет собой сборник эссе Бурдье, наиболее актуальных для современного читателя.
«. религия способствует (скрытому) утверждению тех или иных принципов структурирования восприятия и понимания мира — в частности, социального, навязывая систему практик и представлений, чья структура, объективно основанная на принципе политического разделения, предстает как естественная-сверхъестественная структура космоса».
«Теория практик»
Вадим Волков, Олег Хархордин
Олег Хархордин и Вадим Волков первыми на русском языке проанализировали и описали теорию социологии повседневности. Материал представлен в виде лекций, которые авторы читали в Европейском университете в Санкт-Петербурге, и издание можно считать, кроме всего прочего, энциклопедией теоретических подходов в социологии.
«Книга «Надзирать и наказывать», описавшая логику дисциплинарной власти с помощью генеалогии ее рождения, прямо указывала, что она анализирует практики: недаром в названии ее стоят два глагола».
Источник: Theory&Practice.
Обложка: кадр из фильма «Гуманитарные науки» (2012).
Лайфхаки от Витгенштейна: можно ли изучать философию в и как это делать
Соня Шпильберг
Современный философ — это блогер вроде DoctorZamalek2, а сама философия — способ хакнуть сознание, найти новый подход к производству оригинальных идей, вписаться в хорошую компанию или даже род интеллектуального фетишизма. Вне зависимости от цели, подступиться к философии трудно: она отпугивает терминологией, нагромождением имен и бесконечными отсылками. Как начать, кому доверять, в чем польза? T&P расспросили авторов популярных лекций по философии о том, можно ли начать с Делеза вместо Платона, есть ли от философии практическая польза и как изучать диалектику Гегеля по анекдотам.
Дмитрий Хаустов
Историк философии и литературы, автор циклов открытых лекций в КЦ «Пунктум»
Елена Петровская
Философ, антрополог, главный редактор журнала «Синий диван», преподаватель Института свободных искусств и наук ММУ
Кирилл Мартынов
Философ, блогер, журналист, преподаватель НИУ ВШЭ
Зачем философия?
Дмитрий Хаустов: В момент я увлекся современной литературой и понял, что надо подобрать к ней ключ, без этого читать ее не получалось. Это был первый философский жест в моей жизни. Путем продолжительных рассуждений я пришел к выводу, что современная литература инспирирована именно философией и читать Джойса, Пруста, Музиля, Беккета без знакомства с современной для них мыслью невозможно. По сути, философия дает пропуск во всю современную культуру.
Любое новое слово в самых разных аспектах жизни также невозможно без философии. Как говорил [философ Мераб] Мамардашвили, для того, чтобы мысль пошла дальше, нужно совершить какой-то жест подрыва, произвести саботаж. Только благодаря критическому шагу опровержения возможен прогресс — новые технологии, научные открытия и дерзость по отношению к границам возможного.
Кирилл Мартынов: За последние 10 лет интерес к философии значительно вырос. Я это связываю с тем, что есть широкий рынок всяких квазиинтеллектуальных практик — духовность, эзотерика, саморазвитие, биохакинг. Именно в этом окружении можно обнаружить труды по философии в любом крупном книжном магазине. А интерес к этим практикам, в свою очередь, вызван обилием информации, которую современный человек еще не научился систематизировать в таких объемах.
Одной из причин такого расфокуса сознания стал кризис авторитетов, то есть потеря готовых опор.
С авторитетами проблема не в том, что их нет: их слишком много, и все они десакрализованы, потому что есть у тебя в друзьях в фейсбуке. Начинается поиск интеллектуальных практик, которые не основаны на почитании авторитетов.
Хотя философию часто также считают перебором известных фамилий и ссылок на них.
Имена и термины
Кирилл Мартынов: Но хорошая философия может ссылаться на Декарта или на Ницше для того, чтобы просто сократить формулировку аргумента. Даже если ты поверхностно знаком с традицией, то понимаешь, что значит сослаться на Ницше в том или ином контексте, — метафора «ницшеанцы» в политической ситуации может заменить длительные объяснения. Поэтому люди обращаются к западной философской традиции, предполагая, что она достаточно рациональна и при этом культурно обоснована для того, чтобы ею пользоваться в качестве авторитетной аргументации или некоей готовой логической эссенции.
Елена Петровская: Есть философия как университетская дисциплина, и есть образ философии, который ассоциируется с некоторой формой снобизма, потому что проистекает из конкретных терминологических особенностей. Практически все философы изобретают понятия и выстраивают отношения со своими современниками и предшественниками, интерпретируя уже существующие. В результате ты не можешь войти в этот спор, потому что не в силах понять, о чем идет речь. Поэтому философия требует определенной подготовки через введение в терминологию и преодоление барьера, который стоит на границе этой области знания.
Нужны проводники, которые покажут дорогу, помогая пройти сквозь терминологический частокол. На мой взгляд, популяризация — это вообще вид творчества, когда сложное излагается более простым и понятным для широкой аудитории языком, притом что содержание излагаемого не искажается. Такой человек должен быть культурным переводчиком, который прекрасно знает свою область и при этом открыт запросу, идущему от неподготовленной публики.
Чего хочет аудитория
Елена Петровская: В качестве успешного переводчика можно привести такую медиафигуру, как Славой Жижек. Он активно включен в систему медиа и делает философию частью этой системы — быть может, это и есть хорошее популяризаторство сегодня. Некоторое время назад Жижек приезжал в Москву, чтобы выступить в Институте философии РАН. Когда он вышел в зал, то неожиданно для коллег поменял стратегию выступления и вдруг начал рассказывать анекдоты, которыми иллюстрировал диалектику Гегеля. Слушатели — особенно много было молодежи — сидели на полу, толкались в дверных проемах, и Жижек понял, чтó и как нужно говорить этой аудитории. Надо отдать ему должное: даже при несколько театрализованной, чтобы не сказать аффектированной, манере подавать материал он все равно сохраняет верность предмету. В этом есть какая-то честность, и она вызывает доверие.
Дмитрий Хаустов: Недавно я во «ВКонтакте» провел опрос, какую лекцию хотят от меня подписчики, и просто накидал фамилий — Делез, Деррида и другие звезды ХХ века. Я был удивлен, когда с огромным отрывом победил Жан-Люк Нанси, не слишком, казалось бы, популярный философ в русскоязычной среде. На втором месте оказался Ролан Барт — в отличие от Нанси, он почти весь переведен на русский, досконально изучен и вроде бы должен надоесть. Но надоел Делез. Третьим пунктом шел Николай Бердяев. Теперь я вряд ли могу систематизировать запросы аудитории, это скорее стихийные девиации на фоне легкой пресыщенности постструктурализмом. Поэтому я сам выбираю темы, объединяю в циклы. Но, безусловно, если рассказывать про спекулятивный реализм, и для него слушатель всегда найдется.
Кирилл Мартынов: Есть большой запрос на все, что связано с вопросами власти, идентичности, неравенства, особенно по части гендерных дискуссий. У меня, например, в этом году сложился цикл непубличных семинаров для разных компаний. Одна из них занимается дорогими украшениями, и они вдруг поняли, что им нужен семинар по феминизму. Вообще, вопрос о том, как должно быть устроено общество, — это чисто философский вопрос, и к нему вынуждены обращаться те, кто причастен к рынку и делает это на профессиональном уровне. Я также вижу искренний интерес к современному марксизму, левым и анархистским идеям, потому что в России легко стать либертарианцем. Еще сейчас активно осмысляются технологии — до сих пор, с 1950 года, когда Алан Тьюринг включился в дискуссию об искусственном интеллекте, все еще идут дебаты вокруг этой темы.
Философия стала предметом потребления и частью идентичности.
Так всегда было: люди делают вид, что глубоко интересуются классической музыкой или интеллектуальным кинематографом, для того чтобы принадлежать к тому или иному сообществу. Почему бы и философии не выступить в качестве фетиша и наряду с модными шмотками не быть частью публичной саморепрезентации? Сейчас к снобскому уровню потребления культуры добавились определенные философские течения, в которых по причине модности оказываются и люди, искренне заинтересованные в теме. Мне нравится пример из американской культуры: популяризаторы литературы обнаружили невиданный всплеск интереса к поэзии, при этом выяснилось, что огромный вклад в это внес инстаграм. Дело в том, что пользователи, для того чтобы картинка выглядела особенно круто и набрала побольше лайков, гуглят цитаты известных поэтов и подписывают ими свои фотки. Это явление может вызвать сердечный приступ у консервативно настроенного филолога, потому как за стихами в культуре зарезервировано место «высокого». С философией происходит то же: почему бы не надеть футболку с Грэмом Харманом, получив «пропуск» в сообщество обладателей претензии с потенциальной возможностью сверхкритики.
Дмитрий Хаустов: Люди осознали, что мир быстро меняется и нужно как-то не отставать, перестраивать мышление для адекватного понимания действительности. Поэтому запрос на самообразование понятен: любая обработка данных требует критики и аналитики, если ты не искусственный интеллект и не имеешь встроенного алгоритма. И зачем раскапывать ту или иную область мироздания сепаратно, если можно просто начать понимать все? Людям важно прокачать это понимание, научиться получать из мира релевантную информацию.
Можно начать изучение философии для того, чтобы приписать себя к определенной субкультуре. Изучать ее, потому что модно. Но это, боюсь, уже антифилософский жест.
Потому что философия враждебно относится к идентичностям, она создана, чтобы их расшатывать. Философия здесь выступает как добровольное введение себя в шизофреническое состояние, говоря упрощенно — она выводит из зоны комфорта, подрывает все идентичности, и если научиться видеть в этом определенную радость свободы, то все будет хорошо.
Философия vs. наука, поп-философия vs. научпоп
Елена Петровская: Сейчас многие интересуются мозгом, и уже доказано, например, что память — это динамическая сеть, то есть взаимодействие разных участков мозга, и вообще можно сказать, что материя «рулит». Поэтому, с одной стороны, возникает интерес к физиологии — как можно познать и даже исцелить себя биохимически, а с другой стороны — к тому, как работает сознание. Честно признаюсь, я не люблю метафизику, потому что она удваивает реальность, а нам это не нужно. Уж если прокачивать себя, то только через материю. Это сложно: нужно доверять животным, растениям, вещам, которые мы привыкли считать второстепенными или которые мы просто, не задумываясь, потребляем. Прокачивать надо жизнь, а не метафизику. А сознание — всего лишь один из способов действия тела.
Жан-Люк Нанси, например, предлагает посмотреть на душевнобольных людей как на проводников внешнего мира. Все, что кажется нам «ненормальным» и чуждым, — это вторжение мира в нашу субъективную реальность и выход из состояния замкнутого на себе сознания. Такие люди дают нам понять, что постоянно идет приток извне, который мы не воспринимаем. И душевнобольной вовсе не находится в ущербном положении относительно нас. Душевные болезни используются философией для того, чтобы моделировать определенное понимание восприятия, которое отличается от обычного и может служить выражением иных скоростей и интенсивностей мира, а он, конечно, превосходит человека. Шизофрения становится способом контакта с материей, которая парадоксальным образом говорит через то, что с нашей культурной точки зрения является отклонением. В этом смысле всегда было привлекательным искусство, когда художники находили лазейку в мир вещей и пытались передать это трансформирующее обе стороны взаимодействие.
У Карло Гинзбурга есть исследование, посвященное изменению парадигмы гуманитарных наук во второй половине XIX века. Он берет Шерлока Холмса и на его примере показывает, что происходит отход от идеи абстракции, господствовавшей в естествознании, в сторону нового типа гуманитарных наук, имеющих дело с уликами. Возникает альтернативный тип логического умозаключения — абдукция. Это ответ на вопрос, как возможно новое в науке. Новое не есть привнесение чего-то от себя, но, если угодно, вспышка интуиции, благодаря чему проявляются связи между явлениями, причем связи уже существующие. Современная наука — это наука детектива, не надо ничего придумывать, все уже на месте, просто нужно уметь увидеть эти отношения, правильно настроить свой взгляд. Эта процедура весьма успешно применяется психоанализом: вспомните об оговорках и описках Фрейда. В XIX веке с ее помощью обнаруживали живописные подделки, потому что копиист ошибается в деталях — там, где рука мастера не подчиняется канону.
Кирилл Мартынов: Интерес к науке в современном обществе связан с поисками новых возможностей. И вопрос, где в этом место для философии, — это вопрос о том, что такое наука вообще. Это своего рода ловушка — попытка описать границы предметной области философии исходя из самой философии. У науки есть доказательства, а философия в свою очередь подрывает их и задает новые вопросы в областях, где, казалось бы, с поисками покончено. То есть это тоже «умно», если подходить к вопросу с точки зрения получения знаний о мире, но скорее не про авторитеты (и, кстати, почти непоколебимые), но про технику собственного познания.
Последние годы в соцсетях я часто получаю комментарии типа «Как вы можете такое говорить, если вот человек с „ПостНауки“ давно это опроверг?». То есть для человека ХХ века научные достижения стали сродни религиозным догматам, а научные популяризаторы становятся новыми Аристотелями. Людям хочется во верить, иметь почву под ногами, а наука достаточно лаконична и рациональна, даже красива, для того чтобы принять ее как истину. Хотя в науке все дискуссионно и в современном научпоп-формате не хватает пояснения, как работает научный метод.
В целом вопрос про философию как науку по большей части взят из советского учебника, и в курсе обществоведения до сих пор фигурирует классификация видов мировоззрения. Остается неясным, какую позицию занимают эстетические и религиозные вещи в картине мира. Вот экзистенциализм — яркий и достойный пример антинаучного, потому что рассматривает человека как абсолютно свободного субъекта, который стоит перед всегда неразрешимым и трагическим выбором: как ему распорядиться этой свободой. Наука совершенно игнорирует эту важнейшую сторону человеческого существования.
Дмитрий Хаустов: В чем проблема университета? Он знает, как правильно. А это неправильно. Я в принципе против закрытого, университетского образования и того, как преподносятся знания в вузах. Невыносимая нудность лекций обусловлена отношениями самого преподавателя со своим предметом. Это проблема рутинной работы профессора в институте, его будни — бесконечная методичка. Из года в год в одних и тех же выражениях, с одним и тем же конспектом человек отрабатывает материал, не принимая в этом никакого живого участия, но соблюдая все правила «академической» подачи материала. В университетском формате человек не растет ни как студент, ни как преподаватель. Это удручает.
Мне кажется важным показать, что нет правильного метаобраза философии и истории философии, нужно его деконструировать, и в этом
задача хорошего лектора — призвать вас к размышлению и критике. Беспощадно свести Хайдеггера и Декарта. Рассказать про Делеза и шизоанализ, а потом через это прочитать Аристотеля
и посмотреть на историю человеческой мысли другими глазами. Философия вообще когда-то началась только потому, что кто-то задумался — а может, на деле все не так?
От философии есть практическая польза?
Кирилл Мартынов: Традиция практической философии идет еще от Античности, и сейчас люди пытаются натянуть на жизнь некую философию повседневности, своего рода новый стоицизм. Люди разочаровались в буддизме, в психологических техниках, в фармацевтической психотерапии, и ресерч на тему жизненного баланса приводит их к Сенеке, Марку Аврелию и Эпиктету, это три классических римских стоика, которые писали буквально про это, что такое «жить хорошо» и как этого достичь. Это чистейшая self-help практика.
Вопрос «Что есть хорошая жизнь?» для современного человека олицетворяет успех, признание, богатство, но это не гарантия счастья. Тогда выясняется, что эти синонимы счастья заранее фальсифицированы и нужно кое-что понимать о сути ценностей и быть с собой честным.
Философия представляет собой металайфхак
и попытку подумать над целями, желаниями, что лежат в сейфе, который мы хотим взломать. Есть книга «Конец эпохи self-help» Свена Бринкмана, где он ставит вопрос, как мы хотим улучшаться и какие у нас есть возможности. И с точки зрения присущего философии снобизма этот подход легко осудить — но это выбор того, кто зачем-то обращается к философии за ответом.
Дмитрий Хаустов: Штука в том, что у философии нет своего содержания. Это дисциплина о форме, а не о содержании. Она нам рассказывает, как человек мыслит, а что он при этом мыслит — без разницы. Что такое Вселенная, свобода, любовь, политика — неважно, все есть в философской мысли. Если мы научимся правильно пользоваться философией, она нам может помочь в чем угодно.
Елена Петровская: Мы в России во многих отношениях находимся в изоляции и продолжаем жить отраженным светом западной мысли. Но люди уже начинают понимать, что отстают, и не в общетеоретическом смысле слова, а как раз в практическом. Например, в социальных аспектах бизнеса уже складывается понимание, что если что-то не прояснено, то могут возникнуть проблемы в первую очередь морально-этического характера. То есть важно выстраивать систему отношений и коммуникации на более высоком уровне, опираясь на представления, отражающие современную действительность. В этом может помочь философия — или, шире, теория: именно в этой плоскости сейчас можно удовлетворить запрос общества на адекватные модели поведения. То есть если ты в курсе современного состояния гуманитарного знания, то у тебя минимум шансов промахнуться в вопросах гендерного равноправия, постколониализма и других течений, которые сегодня тесно переплетены со сферой повседневного существования.
С точки зрения практики философия — это такая оптика, которая позволяет выработать критическое отношение к явлениям социальной жизни и происходящим вокруг нас процессам.
Это особенно важно для нашей социальной среды, потому что в этой стране мы являемся объектом постоянных и безжалостных манипуляций. Нам нужно научиться сопротивляться и защищаться. Так что в смысле это способ оставаться свободным — хотя бы отчасти.
Кирилл Мартынов: У стоиков была идея вселенского гражданства, то есть, если ты используешь свой разум, ты гражданин, а если нет, то ты дурак. Это глубоко чайнический подход. Академические коллеги со мной не согласятся, но я считаю, что философия исторически существовала для чайников. Философия Сократа была философией для чайников, он ничем больше не занимался, кроме как докапывался до обычных людей с целью расшатать их мировоззрение. Сейчас философы потихоньку вылезают из университетской башни, где они сидели со времен Канта, начинают вести блоги и говорить на человеческом языке с обычными людьми. О разуме надо заботиться, но это начинается с личного осознания проблемы.
Окей, с чего тогда начать погружение?
Елена Петровская: Попробуйте просто взять и открыть какую-то философскую книгу: это будет мучительная встреча. Если вы чем-то уже занимаетесь и у вас есть сформировавшийся интерес, тогда вы, скорее всего, найдете подтверждение своим идеям и это даст вам импульс. Однако встречу с теоретическим текстом обычно облегчают комментаторы. Например, если читать Ханну Арендт, то небесполезно обратиться к Джудит Батлер. Тем более такого сложного философа, как Спиноза, тоже лучше читать с помощью «поводыря»: его физикалистский взгляд на мир превосходно развивает Антонио Негри. Но можно попробовать читать Делеза: он берет вас за руку и ведет через очень важные вехи истории философии, не искажая оригинальные тексты, но показывая их в совершенно другом преломлении — в преломлении человека современного.
Дмитрий Хаустов: Мне импонирует способ «броска в воду» — например, взять любой философский текст и впервые в жизни начать его читать. Это будет шок для мозга, который совершит перезапуск; главное — выкинуть из головы мысль о том, что есть какой-то правильный подход к изучению философии.
Другой хороший повод заинтересоваться философией — через биографии, которые имеют весьма опосредованное отношение к идеям философа, но предоставляют увлекательную перспективу для предварительного знакомства с ними. В издательстве ВШЭ не так давно вышла хорошая книга «Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография», это сборник биографических статей о разных мыслителях ХХ века — о Сартре, Адорно, Барте, Батае и многих других, и в целом это про то, как личностные характеристики мыслителей отражаются в их теориях. Или не отражаются. Например, интересно, как скалистые пейзажи пляжей Неаполя повлияли на мышление Адорно, отдыхавшего там в юности. Замечательные философские биографии, к примеру, издает в качестве редактора Валерий Анашвили: о Барте, Деррида, Витгенштейне и прочих.
Это может послужить триггером, но в целом не заменит саму философию.
Довольно легкий способ начать знакомство с философией — это лекции, из которых можно узнать о хороших книгах и уже перейти к текстам.
Кирилл Мартынов: Для меня есть несколько очевидных сценариев по внедрению в философскую тематику. Один из них — взять проверенную временем книжку, покрутить ее в руках, почеркать в ней карандашом и с обсудить. Этой книгой может стать Бертран Рассел и его «История западной философии». Я в свое время начал интересоваться философией потому, что в школе мне не объясняли, зачем нужна математика, с чего вдруг Ньютон и Лейбниц начали заниматься пределами. Как раз Рассел описывает историю философии так, что становится понятно, почему люди начинают задавать вопросы о мироустройстве, почему появляются интеллектуальные проблемы и как идеи влияют на мир. На моей памяти многие приходили к философии, когда им в руки попадалась книжка Мишеля Фуко «История сексуальности», к которой трудно не потянуться. Хотя содержание посвящено феномену власти.
С коллегами мы часто устраиваем философские дебаты, когда вы при помощи философии пытаетесь объяснить свои собственные убеждения. Это своего рода саморефлексия и способ красиво выступать, например, в соцсетях по части аргументации своей позиции. Для кого-то этот сценарий столкновения с философией окажется наиболее близким.
Безусловно, есть люди, которым важно систематическое обучение, и хронологический принцип может оказаться для них наиболее убедительным. Но в целом это совершенно не обязательно: Витгенштейн ничего не знал про античную философию, и ему это не мешало. Он начал читать Платона, потому что стало интересно, а не потому, что так положено.