Репост модернизм что это
Модернизм VS Постмодернизм: 6 фактов о течениях в искусстве, которые критиковали на протяжении долгих лет
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
1. Предыстория возникновения
Зачастую, бывает крайне сложно определить временные рамки художественных эпох, а также провести точную границу между одной эпохой и другой. Тем не менее, можно сказать, что современное искусство — это искусство, которое было создано примерно в конце XIX и до середины ХХ века. Примерно в этот момент постмодернизм сменил модернизм.
В переводе на произведения искусства модернизм можно рассматривать как от реализма Гюстава Курбе до экшн-живописи Джексона Поллока. Постмодернизм возник в середине ХХ века, примерно в 1950 году, и породил таких художников, как Жан-Мишель Баския.
2. Различные виды искусства
Современное искусство и искусство постмодерна имеют много общего: обе эпохи не могут быть сведены ни к одной художественной форме или стилю, ни к одной теории. Скорее, эти две эпохи знамениты тем, что породили разные стили и представления об искусстве. Типичными художественными формами модернизма являются импрессионизм, экспрессионизм, кубизм, но также и фовизм.
В эпоху постмодерна появились новые формы искусства, такие как лэнд-арт, боди-арт, концептуальное искусство, поп-арт и многие другие. Этот диапазон искусства может быть продемонстрирован, например, картиной импрессиониста Клода Моне и картиной художника поп-арта Энди Уорхола. Оба в чём-то схожи по своему мотиву, технике, а также цветам, представлены совершенно по-разному.
3. Постмодернизм: Принципы
Пережив Просвещение в недавнем прошлом, видя прогрессирующую индустриализацию и растущий отрыв от художественных институтов, традиций и норм, модернизм особенно отличался бесспорной верой в прогресс. Художественно эта воля к дальнейшему развитию проявилась в графических экспериментах, а также в форме редукции, как, например, проявил её художник Эль Лисицкий.
Именно книга Жан-Франсуа Лиотара «Состояние постмодерна» (1979) должна была положить конец этой вере в прогресс в постмодернизме. В своих работах Лиотар заменил универсально действительный и абсолютный объяснительный принцип (Бог, субъект и т. д.) множеством языковых игр, которые предлагали различные объяснительные модели. Жан-Франсуа выступил против определённой исторической формы рациональности, основанной на исключении гетерогенного. В результате возросла толерантная чувствительность к различиям, гетерогенности и множественности, а вместе с ней и способность переносить несовместимость. Неоднородное понимание мира также принесло с собой множество критических произведений искусства, в том числе работу Барбары Крюгер «Критика капитализма». На другие работы повлияла, например, борьба за гражданские права в США или вторая волна феминизма.
4. Постмодернистское искусство
Эта неоднородность первоначально довольно формально проявилась в постмодернизме: классические средства искусства, такие как холст или бумага, были заменены новыми средствами. Художники всё больше и больше работали с повседневными материалами и смешивали их с классическими формами искусства. Коллажи, например, были очень популярны в 1950-х и 1960-х годах. Но и боди-арт, который использует тело в качестве холста, был такой новой формой искусства. Всё больше и больше художники отходили от любого объекта как средства искусства. Так, например, возникло исполнительское искусство.
Художник Марина Абрамович до сих пор остаётся одной из самых известных исполнительниц всех времён. Она начала свою работу в области перформанса с посвящением постмодернизма. Марина также представляла несколько нигилистический образ искусства, который можно рассматривать как типичный для искусства постмодерна и периода второй половины ХХ века. В своем спектакле «Энергия покоя» она выступала вместе со своим партнёром, исполнителем Улаем.
5. Современное искусство
В этом ключе художник Джозеф Кошут уже размышлял о различных кодах одного стула в своём концептуальном произведении «Один и три стула». Само произведение искусства не является уникальным в творчестве Кошута, а именно размышление художника над аллегорией Платона о пещере играет здесь ключевую роль, выступая в качестве финального штриха в произведении искусства.
6. Отвержение идеи
Постмодернисты, такие как Лиотар, Хайдеггер, Деррида, а также феноменологи, такие как Лакан или Мерло-Понти, критически исследовали концепцию объективно воспринимаемой реальности. От теоретиков, подобных вышеупомянутым, исходят идеи, которые предполагают, что объективной истины и идентичности не существует. Новые теории восприятия также рассматривались и обрабатывались в искусстве постмодернизма.
Интересная работа в этом контексте исходит от нью-йоркского концепта и видеохудожника Дэна Грэма. В своей сложной работе «Две комнаты задержки», сделанной из зеркал и экранов, Дэн ставит посетителей своей работы перед функцией и пределами их собственного восприятия. В своих двух комнатах, каждая из которых оснащена двумя экранами и камерами, художник играет с техническим и человеческим наблюдением за своим собственным существованием. Временная задержка в передаче изображений с камеры на экраны имитирует человеческое восприятие.
Во-первых, ясно, что движение, которое модернизм и постмодернизм создают в искусстве в целом, является движением в смысле развития. Однако в эти две эпохи это движение происходит по-разному. Изменение формы также является наиболее очевидным. В то время как в начале модернизма художники всё ещё писали на холсте, постмодернизм создал произведения искусства, которые абсолютно заполняют пространство, как показывает последняя работа Дэна Грэма.
Модернизм против постмодернизма — это вера в прогресс против критики прогресса и поворот к плюрализму и гетерогенности. Проще говоря, это предположение о том, что существует более одной объективно воспринимаемой реальности. В прочем, каждый зритель по-своему понимает и воспринимает любое из направлений, ведь искусство настолько многогранно и непредсказуемо, что порой сложно понять его истинные мотивы и изначально заложенный смысл.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Колебание и неопределенность: что такое метамодерн и чем он отличается от постмодерна
Любовь Карась
Постмодернизм умер. На смену ему пришел постпостмодернизм. И охарактеризовать его пока что не могут сами теоретики культуры, тем не менее ясно одно: колебания и неопределенность — неотъемлемые черты современного мира. И прослеживаются они как в искусстве, так и в общественной жизни, политике и науке. Разбираемся в терминах «постмодерн», «постспостмодерн» и «метамодерн» и их отличиях.
Откуда и зачем появился метамодернизм
Одни современные исследователи утверждают, что эпоха постмодернизма закончилась в конце 90-х, другие спорят, что она только трансформируется и принимает новые формы.
Метамодерн — это глобальный культурный процесс, характеризующийся колебаниями между двумя противоположностями (модерн и постмодерн)
Характеристики метамодернизма
деконструкция (разрушение стереотипов),
ирония (скрытая насмешка),
стилизация (придание творческому произведению черт другого стиля),
релятивизм (относительность понятий),
Колебания — естественный порядок мира.
Нужно освободиться от инерции.
Движение возможно посредством колебания между положениями с диаметрально противоположными идеями.
Признание ограничений и тщетность любых попыток выйти за установленные границы. 5. Мир стремится к энтропии.
Новые технологии позволяют смотреть на мир с множества позиций.
Так же, как наука стремится к поэтической элегантности, художники могут искать истину.
Прагматический романтизм свободен от идеологической привязки.
«Метамодернизм следует определять как непостоянное состояние между иронией и искренностью, наивностью и знанием, релятивизмом и правдой, оптимизмом и сомнением и за их пределами, в погоне за множеством разрозненных и неуловимых горизонтов. Мы должны идти вперед и колебаться», — так завершает манифест Тернер.
Модерн, модернизм, Постмодерн и постмодернизм
Но философия никогда не бывает «оторвана от жизни»: своими понятиями и концептами она именно стремится зафиксировать (отразить) «знание» о политических и социо-культурных перипетиях общества в определенное время. Такими особенными понятиями-концептами осознания реальности и являются «концепции» (от лат. conceptio «система понимания»).
В частности, такими концепциями с точки зрения мир-системного анализа (с его изучением разных «конгломераций» («наций») разной степени общности (этнической, религиозной, культурной) разных «форм коммуникаций» («цивилизаций»)) являются Модерн, модернизм, Постмодерн, постмодернизм и подобные им.
Отождествлять Модерн с модернизмом и Постмодерн с постмодернизмом нельзя! (обратите внимание на то, что пишется с большой буквы, а что с окончанием «-изм»).
2. Модерн (Новое время)
Модерн – это то, что у нас принято называть «Новое время» (с его рационализмом, прагматизмом и сциентизмом). Он возник в Европе с конца XV в. и стал доминирующим в Мир-системе капитала с XVII в.
Ключевые слова для понимания и восприятия Модерна – централизация, технократия и бюрократия.
Мир Модерна в целом или отдельные его элементы отрицают именно с позиций Премодерна. Такие отрицающие практики определяются как консерватизм или неофеодализм.
4. Постмодерн (Новейшее время)
5. Модернизм и постмодернизм как практики Постмодерна
Модернизм (в политике, искусстве, науке) – это волюнтаристское, экстремистское отрицание Постмодерном миров Премодерна и Модерна. Доминирование «позитивного идеализма» (люди следуют за некими объективными иллюзиями или фантазиями общего пользования, как вот программа движения в искусстве, партии или права человека). Апофеозами модернизма являются практики неолиберализма, фашизма и коммунизма.
Постмодернизм (в политике, искусстве, науке) – это перверсивное, не-экстремистское отрицание Премодерна и Модерна Постмодерном. Кардинальное отличие постмодернизма от модернизма состоит в том, что он уже радикально не приемлет вне зависимости от цели практикуемого насилия над «маленьким человеком», не признает доминанты общего над личностью (индивидом). «. В самой своей основе постмодернизм отказывается от намерения что-либо изменить в окружающей действительности, предпочитая просто плодить дискурсы ради развлечения или по инерции. (Была, впрочем, идея противостояния тоталитарной власти господствующего дискурса, но сейчас уже всем очевидно, что подобное начинание может привести лишь к подмене этого дискурса другим, не менее тоталитарным» (Давыдов Е. К вопросу о метамодернизме // https://syg.ma/@ieghor-davydov/k-voprosu-o-mietamodiernizmie ).
6. Вид стиля «модерн» в искусстве
7. Постмодерность как качество личности эпохи Постмодерна
От Постмодерна и постмодернизма следует отличать постмодерность (postmodernity) как определение (характеристику) критико-колажно-иронического «способа мышления» («менталитета»), мироотношения и характер личности эпохи Постмодерна (это как следует различать интеллигенцию и интеллигентность).
8. Модернизм в религиозной сфере
Следует учесть, что в религиозной сфере часто используются понятия «модернизм» и «модернисты» в смысле «введения новшеств» в устоявшиеся традиционные сферы религиозной жизни (ритуальную практику, деятельность, вероучение). Но это, естественно, не модернизм как выше рассматриваемая философско-мировозренческая позиция.
9. Гносеологические отличия Модерна и Постмодерна
Модерн (Новое время) – это абсолютизация РАЦИО с доведением его до абсурда в модернизационных практиках.
Орудиями (практиками) Постмодерна были:
— постмодернизм (как перверсивные не-экстремистские практики: нигилизм, сарказм, ирония, цинизм, провокация, деконструкция, гибридные война и мир).
10. Кризис Постмодерна (Новейшего времени) и поиски выхода из него
Характерной чертой кризиса Постмодерна и его практик является утрата понимания иронии и сарказма (если на них буквально не указано). Поскольку неспособность индивида понимать юмор, иронию, сарказм (социально приемлемые формы отреагировать на агрессию и депрессию), а также потеря умения смеяться над собой (лишь иногда оказываются способны оценить шутку, причем только самую грубую и простую), являются симптомами того, что у человека начала развиваться болезнь Альцгеймера, или другое нейродегенеративное заболевание, этот феномен называют «деменциализацией поколения / эпохи». Например, когда в позднем Средневековье в европейском обществе произошла такая утрата понимания иронии, то как следствие этого вспыхнули костры из тех, кто пытался относиться к существующей реальности с иронией и сарказмом.
Поэтому теперь есть запрос именно на «катафатическое» («утверждающее») самоопределение Постмодерна, поиск новых практик.
Некоторые предлагают в качестве таких:
Для метамодернизма характерна реконструкция (в противовес постмодернистской деконструкции). Но «. Такое противопоставление попросту ложно. На самом же деле, деконструкция как раз-таки всегда подразумевает реконструкцию. Потому что деконструкция = деструкция + реконструкция. Например, «Имя Розы» Умберто Эко – это деконструкция традиционной формы детективного романа, которая в свою очередь образует новую, чем и является содержание этого текста» (Кардаш А. Критика философских оснований метамодерна // ).
Возможно также разделение метамодернизма на позитивный и негативный варианты (см. примичание *).
11. Аксиологические отличия Модерна и Постмодерна
Можно определить так базовые Ценности эпох:
12. Гипермодерн и Ультрамодерн
— не только признавать его, «Не-Интересного», существование неотложным, «напрягающим» своим бытием, скачущим почти в шизофреническом ритме («царство срочности», графики полны, время выходит за рамки работы / большая сила индивидуальной организации жизни, гиперактивность),
— не только оказываться в его («Не-Интересного» / «Великого Зверя» / «Другого») «пасти» («попадалове»), постоянно получать удары его («Черного Лебедя») «клюва»,
— но и осознать, что ответов на противостояние ему из всего возможного набора культурного опыта, широкого спектра художественных феноменов и инновационных социальных сетей, которыми постоянно и изощренно жонглирует Постмодерн, не существует…
Лола Елистратова считает, что выходом может быть то, что найдено многими попытками поиска умиротворения: замедление ритма жизни и упрощение образа жизни, меньшая зависимость от общества потребления, от социального времени и благосостояния, сохранение священных пространств и традиционных видов деятельности… [Елистратова Л. Гипермодерн начала XXI века // https://mesoeurasia.blogspot.com/2019/05/xxi.html ]. «. В качестве примера самоорганизации нового поколения можно привести популярный life-style журнал «Кинфолк», вокруг которого сложился свой круг ценителей и единомышленников. Несколько лет назад трудами наших энтузиастов — в частности, Александра и Татьяны Илларионовых — было открыто представительство в России и налажен ежемесячный выпуск журнала на русском языке. «Кинфолк» пропагандирует размеренный ритм жизни, экологичность, естественность, простоту, искренность, красоту ручного труда, семейные ценности, эстетический минимализм и совершенство дизайна» [Гусев А., Серова М., Гагин В. Метамодернизм – выход из здания суда? // Метамодерн. – 2016. – 29.01. – http://metamodernizm.ru/metamodern-interview/ ].
Но кроме «творцов-креаторов» должны быть и те, кто будет усваивать и распространять предложенные ими ценности. Должны быть люди, которые А.и Б. Стругацкими («Попытка к бегству», гл. 7) определяются как «хотящие странного», т.е. диссиденты в буквальном, изначальном смысле этого слова (как ранее «странными» для мира в разные времена были христиане, буржуа, протестанты, романтики, битники, хиппи и т. п.). Их появление возможно только путем «сеяния сомнения» в устоявшихся понятиях.
Также советуем прочитать:
Артем Корсун: Монизм Модерна и плюрализм Постмодерна https://mesoeurasia.blogspot.com/2020/04/blog-post_45.html
* Согласно Валерию Колеснику, существует Негативная версия Метамодернизма:
1. Новая искренность.
Хам, тупица и гордец выворачивает грязь своего нутра на показ – любите меня.
2. Стабильности больше нет.
Все вокруг придурки – никто ничего не может толком сделать. Все, что получается у меня, тоже д…о, но это мое, и я прав.
3. Нет никаких героев.
Меня коробит и рвет душу из-за того, что в моем присутствии говорят о ком-то хорошо.
4. Нет никаких рецептов.
Рецепты и правила могут нарушить мой образ жизни. Меня это раздражает.
5. Союз разных равных.
Попытаюсь наклонить всех, с кем буду иметь дело. Но если не получилось кого нагнуть, то я его ненавижу и больше не хочу видеть.
6. Все, что случается – это возможность.
А как может быть по-другому. Я же не могу признать, что я обо…ся.
7. Никаких обнулений прошлого.
Суть та же, что и п.6.
=================
Все и все вокруг – дерьмо. Важным в этом мире есть только «Я» и то, что я думаю. Я не хочу ничего анализировать и оценивать себя ни по каким критериям. Для меня нет никаких правил, я никому не подчиняюсь, я ни на кого не оглядываюсь. У меня не может быть чего-нибудь неправильного или плохого. У меня все в шоколаде, даже если я весь в …
Бога – нет.
Это полное сил и энергии, дезориентированное и убогое существо.
Почему постмодернизм реакционен, или Чем опасны практики эстетической деконструкции
Впервые на русском языке вышел труд социального теоретика и левого экономиста Дэвида Харви «Состояние постмодерна: исследование истоков культурных изменений», увидевший свет еще в 1989 году, но не потерявший актуальности. Чем примечательно это исследование? Харви прослеживает социально-экономическую и концептуальную историю модерна, то, как произошел переход от модерна к постмодерну, и анализирует постмодернистские практики в искусстве, урбанистике, литературе, архитектуре и кинематографе. Подробнее о вмешательстве постмодерна в нашу культурную и социальную жизнь читайте дальше.
Какую же общую оценку следует дать постмодернизму? Ниже я предложу предварительный ответ на этот вопрос. Положительный эффект постмодернизма обусловлен характерным для него вниманием к различию, трудностям коммуникации, сложности и нюансам различных интересов, культур, мест и т.д.
Действительно, метаязыки, метатеории и метанарративы модернизма (особенно в его поздних проявлениях) стремились к приукрашиванию важных различий и в итоге оказались неспособны уделять внимание значимым разрывам и деталям.
Для постмодернизма, напротив, особенно важно осознание «множественных форм инаковости в том виде, как они возникают из различий в субъективности, гендере и сексуальности, расе и классе, временных (конфигурации чувственности) и пространственных географических местоположениях и смещениях (locations and dislocations)».
Именно этот аспект постмодернистской мысли придает ей радикальное звучание, причем настолько резонансное, что традиционалистские неоконсерваторы типа Дэниела Белла вовсе не приветствуют, а, напротив, предостерегают от ее адаптации к индивидуализму, коммерциализму и предпринимательству. В конечном счете эти неоконсерваторы вряд ли доброжелательно отнесутся к утверждению Лиотара, что «временный контракт на деле вытесняет постоянные установления в профессиональных, аффективных, сексуальных, культурных, семейных, международных областях, в политических делах».
Дэниел Белл открыто сожалеет о крахе солидных буржуазных ценностей, о размывании рабочего класса и рассматривает современные тенденции как не столько поворот к нестабильному постмодернистскому будущему, сколько как исчерпанность модернизма, которая определенно предвещает наступление социального и политического кризиса уже в ближайшие годы.
Постмодернизм также следует рассматривать как склонность к копированию социальных, экономических и политических практик в обществе. Но поскольку постмодернизм предполагает копирование различных аспектов этих практик, он является в очень разных обличьях.
Наложение разных миров во многих постмодернистских романах, миров, между которыми в пространстве сосуществования преобладает некоммуникативная «инаковость», поразительным образом соотносится с нарастающими процессами вытеснения в гетто, отчуждения и изоляции бедных групп населения и меньшинств в старых городских центрах как в Великобритании, так и в США.
Поэтому постмодернистский роман легко прочитывается как метафорический срез распадающегося на отдельные фрагменты социального пейзажа, субкультур и локальных моделей коммуникации в Лондоне, Чикаго, Нью-Йорке или Лос-Анджелесе.
Поскольку большинство социальных показателей свидетельствует о значительном нарастании настоящей геттоизации начиная с 1970 года, стоит рассматривать постмодернистскую прозу в качестве явления, вероятно, отражающего данный факт.
Но возрастающие влияние, сила и власть, возникающие на другом конце социальной шкалы, производят совершенно иной этос. Ведь несмотря на невозможность усмотреть какое-либо отличие между работой в постмодернистском здании AT&T Филипа Джонсона и модернистском Seagram Building Миса ван дер Роэ, их направленные вовне имиджевые проекции отличаются.
«AT&T настаивали, что им нужна не просто еще одна стеклянная коробка, — говорил Джонсон. — Мы искали нечто выражающее имидж компании — аристократизм и силу. Ни один материал не соответствует этому лучше гранита» (даже несмотря на то что он стоил в два раза дороже стекла).
Вместе с роскошными домами и корпоративными штаб-квартирами эстетические выкрутасы становятся выражением классовой власти. Дуглас Кримп развивает эту мысль следующим образом:
Нынешнее состояние архитектуры предполагает, что архитекторы бросают вызов абстрактной, академической эстетике, хотя в действительности они рабы девелоперов недвижимости, которые разрушают наши города и выгоняют представителей рабочего класса из их домов… Новый небоскреб Филипа Джонсона… это не слишком затейливое девелоперское творение, наваливается на квартал, в котором нет особой нужды в еще одном небоскребе.
Напоминая об архитекторе Гитлера Альберте Шпеере, Кримп продолжает атаковать постмодернистскую маску, под которой скрывается усматриваемый им новый авторитаризм по отношению к городским формам.
Я выбрал два эти примера, чтобы проиллюстрировать, насколько важно тщательное рассмотрение того, какие именно виды социальной практики, какие наборы социальных отношений отражаются в различных эстетических движениях.
Читайте также
Однако это описание, конечно, не является полным, поскольку нам еще нужно в точности установить (и это будет предметом исследования в двух последующих частях моей книги), под что именно мимикрирует постмодернизм.
Кроме того, столь же очевидным образом опасно допущение, что постмодернизм — это исключительно подражательное явление, а не полноправное эстетическое вмешательство в политику, экономику и социальную жизнь.
К примеру, основательная «прививка» фикции, а заодно и функции к повседневным ощущениям должна иметь определенные последствия — возможно, непредвиденные — для социального действия. В конечном счете даже Маркс настаивал, что худшего архитектора от лучшей из пчел отличает то, что архитектор воздвигает свои сооружения в воображении, прежде чем придать им материальную форму.
Изменения в способах нашего воображения, мышления, планирования и рационализации неизбежно должны иметь социальные последствия. Только в этих весьма широких рамках соединения мимесиса и эстетического вмешательства способен обрести смысл широкий постмодернистский ряд.
Однако самоидентификация постмодернизма куда проще: он по большей части рассматривает себя как своенравное и довольно хаотичное движение, которое должно преодолеть все предполагаемые недуги модернизма.
Но здесь, по моему мнению, постмодернисты преувеличивают, изображая модерн столь вульгарным. У них он предстает либо карикатурой на все модернистское движение вплоть до того, что, как признает даже Дженкс, «слишком далеко заходящая демонизация модернистской архитектуры становится некой формой садизма», либо критикой лишь одного из направлений модернизма (альтюссерианство, модернистский брутализм и т.д.), как будто к этому направлению и сводится весь модернизм.
В конечном счете внутри модернизма было много конфликтующих течений, и постмодернисты вполне открыто воспроизводят некоторые из них. (Дженкс, например, бросает взгляд назад на период 1870–1914 годов, даже на неразбериху 1920-х годов, в то же время помещая капеллу Роншан Ле Корбюзье в число важных предшественников одного из направлений постмодернизма.)
Метанарративы, порицаемые постмодернистами, — метанарративы Маркса, Фрейда и даже более поздних фигур типа Луи Альтюссера — были гораздо более открытыми, детализированными и непростыми, нежели утверждают их критики.
Маркс и многие марксисты (в качестве разнообразных примеров я имею в виду Вальтера Беньямина, Эдуарда Томпсона и Перри Андерсона) обладают вполне хорошим вкусом к деталям, фрагментации и дизъюнкции, отсутствие которого часто высмеивается в постмодернистской полемике. Описание модернизации у Маркса исключительно богато на прозрения по поводу истоков как модернистской, так и постмодернистской чувствительности.
Столь же ошибочно списывать со счетов материальные достижения модернистских практик. Модернисты нашли способ контроля и сдерживания взрывоопасных условий капитализма. Например, они эффективно проявили себя в организации городской жизни и оказались способны выстраивать пространство таким образом, чтобы оно могло сдерживать пересекающиеся процессы, которые способствовали быстрому изменению городов в рамках капитализма XX века.
Если всему этому внутренне присущ некий кризис, то никоим образом не очевидно, что в этом следует обвинять модернистов, а не капиталистов. Модернистскому пантеону действительно есть чем похвастаться — я бы особо отметил британскую программу строительства и проектирования школ в начале 1960-х годов, которая разрешила некоторые из острых «квартирных вопросов» образования в условиях жестких бюджетных ограничений.
Приписывание социальных недугов физической форме ради их обоснования требует обращения к самым вульгарным видам пространственного детерминизма, которые в ином случае мало кто бы принял (хотя я с сожалением отмечаю, что архитектор Элис Коулмен, еще одна фигура из ближайшего окружения принца Чарльза, регулярно проводит неверные сопоставления между дурным дизайном и антисоциальным поведением, устанавливая между ними причинно-следственную связь).
В связи с этим интересно рассмотреть, каким образом обитатели «Жилой единицы» Firminy-Vert созданной Ле Корбюзье, организовались в социальное движение, чтобы не допустить уничтожения этого района (при этом, необходимо добавить, они исходили не из приверженности идеям Ле Корбюзье, а из более простых соображений: так случилось, что это место стало их домом).
Постмодернисты, что признает даже Дженкс, восприняли все великие достижения модернизма в архитектурном проектировании, хотя они определенно изменили эстетику и внешний вид, по меньшей мере легкомысленным образом.
Может быть интересно
Я также прихожу к выводу, что между масштабной историей модернизма и движением, именуемым постмодернизмом, гораздо больше преемственности, чем различия.
Мне представляется более обоснованным рассматривать постмодернизм в качестве отдельной разновидности кризиса внутри модернизма, кризиса, подчеркивающего фрагментарную, эфемерную и хаотическую сторону формулировки Бодлера (ту сторону, которую Маркс столь блестяще выявил в качестве внутренне присущей капиталистическому способу производства) и при этом выражающего глубоко скептическое отношение к любым отдельным предписаниям относительно того, как следует воспринимать, представлять или выражать нечто вечное и неизменное.
Все перечисленное уводит постмодернизм за пределы некой точки невозврата, в которой еще возможна какая-либо целостная политика, причем то крыло постмодернизма, которое стремится к бессовестному приспособлению к рынку, твердо становится на путь предпринимательской культуры, являющей собой клеймо реакционного неоконсерватизма.
Постмодернистские философы советуют нам не только принимать фрагментацию и какофонию голосов, посредством которых понимаются проблемы современного мира, но и получать от них удовольствие. Охваченные деконструкцией и делегитимацией любой формы аргументации, с которой они сталкиваются, они могут прийти лишь к приговору собственному критерию достоверности — той точке, где не остается никакого основания для разумного действия.
Постмодернизм заставляет нас принимать различные виды материализации и декомпозиции, фактически приветствуя маскировку и укрывательство, любые разновидности фетишизма, связанные с локальностью, отдельным местом или социальной группировкой.
Но при этом он отрицает тот тип метатеории, который способен постигнуть политико-экономические процессы (денежные потоки, международное разделение труда, финансовые рынки и т.п.), становящиеся все более универсальными в своих глубине, интенсивности, охвате и власти над повседневной жизнью.
Хуже всего то, что, хотя постмодернистское мышление и открывает радикальную перспективу путем признания аутентичности других голосов, оно тут же лишает эти голоса доступа к более универсальным ресурсам власти, загоняя их в гетто непрозрачной инаковости, специфичности той или иной языковой игры.
Тем самым эти голоса (женщин, этнических и расовых меньшинств, колонизированных народов, безработных, молодежи и т.д.) лишаются силы в мире асимметричных отношений власти. Языковая игра международных банкиров может казаться нам непроницаемой, похожей на кабалу, но с точки зрения властных отношений это не приравнивает ее к столь же непроницаемому языку чернокожего гетто.
Риторика постмодернизма опасна, поскольку она избегает конфронтации с реалиями политической экономии и спецификой глобальной власти.
Показательна наивность выдвинутого Жаном Франсуа Лиотаром «радикального предложения» о том, что открытие банков информации для всеобщего доступа якобы является прологом к радикальным реформам (как если бы у каждого из нас был одинаковый потенциал использовать эту благоприятную возможность).
Это предложение демонстрирует, что даже самые убежденные постмодернисты в конечном счете сталкиваются с необходимостью либо делать какие-то универсализирующие жесты (подобно призыву Лиотара к некоей исконной идее справедливости), либо, как Жак Деррида, уходить в тотальное политическое молчание.
Обойтись без метатеории невозможно. Постмодернизм просто загоняет ее в подполье, где она продолжает действовать в качестве «уже бессознательной эффективности».
Поэтому я согласен с позицией Терри Иглтона, отвергающего позицию Лиотара, для которого «не может быть разницы между истиной, властью и риторической соблазнительностью; властью обладает тот, кто владеет наиболее обтекаемым языком или самой колоритной историей». Восьмилетнее правление харизматического рассказчика в Белом доме свидетельствует о том, что эта политическая проблема исключительно устойчива, а постмодернизм подходит на опасно близкое расстояние к участию в эстетизации политики, на которой он основан.