брестед д тураев б история древнего египта
Читать онлайн «История Древнего Египта»
Автор Борис Тураев
История Древнего Египта охватывает огромный отрезок времени – приблизительно в три тысячелетия – и по установившейся традиции делится на три периода: Древнее царство, Среднее царство и Новое царство. В настоящем издании история Египта представлена на основе древнеегипетской литературы, которая является одним из самых ярких и художественно ценных проявлений всемирной культуры, глубоко человечна и самобытна. Изложение построено на фактическом материале, в книге много иллюстраций.
Для широкого круга читателей.
Наша современная культура коренится глубоко в высокоразвитой жизни обоих древних народов, которые более чем 6000 лет назад заняли выдающееся положение в восточной части Средиземного моря и в странах, граничащих с ним на востоке. Если бы Евфрат, следуя своему первоначальному течению, нашёл бы наконец выход в Средиземное море, то обе древние культуры, о которых мы говорим, оказались бы включенными в его бассейн. При существующих же условиях арена древнейшей восточной истории не вполне находится в пределах этого бассейна и должна быть обозначена как «восточная Средиземноморская область». Она лежит среди обширного плоскогорья пустыни, которое, начинаясь у берегов Атлантического океана, простирается на восток через всю Северную Африку и далее тянется через впадину Красного моря в северо-восточном направлении с некоторыми перерывами далеко вглубь Азии. Две большие речные долины пересекают эту пустыню – одна с юга, другая с севера; в Азии это долина Тигра и Евфрата, в Африке – долина Нила. В этих двух долинах и можем мы проследить далее, чем где бы то ни было на земле, вглубь веков развитие человечества, начиная с возникновения европейской цивилизации. В этих двух колыбелях человеческой расы обнаруживаются теперь всё яснее те влияния, которые исходили из их высокоразвитых, но различных культур, по мере того как перед нами возникает их совместное действие на древнюю цивилизацию Малой Азии и Южной Европы.
Нил, создавший долину, бывшую родиной древних египтян, берёт своё начало на 3° южнее экватора и впадает в Средиземное море несколько выше 31 ½ ° сев. широты. Таким образом он достигает длины приблизительно 4000 миль (6671 км) и соперничает с величайшими реками в мире, если не количеством воды, то длиной. В своём верхнем течении река, вытекающая из озер Центральной Африки, известна как Белый Нил. Немного южнее Хартума, на расстоянии около 1350 миль от моря, она принимает в себя с востока приток Голубой Нил, представляющий собою значительный горный поток, который берёт начало в высоких горах Абиссинии. На 140 миль ниже их соединения Нил принимает свой второй и последний приток – Атбару, сходный с Голубым Нилом. В Хартуме или сейчас же южнее его река вступает на плоскогорье из нубийского песчаника, на котором покоятся пески Великой Сахары. Здесь она строит свой извилистый бег среди пустынных холмов и, изогнувшись дугой, часто течёт обратно на юг, пока наконец, описав огромный зигзаг, не устремляется прямо на север.
Гиксосы
Возвышение империи. Падение Среднего царства. Гиксосы
Последовало быстрое разложение. Провинциальные владетели восстали один на другого и начали бороться из-за престола. Претендент за претендентом стал домогаться главенства; снова и снова человек более способный, чем его соперники, получал на короткое время преобладание и пользовался эфемерными почестями. Вскоре, однако, его свергал другой. Частные лица участвовали в общей смуте и временами достигали желаемой цели единственно затем, чтобы быть низложенными успешным соперником. Два Себекемсафа, относящиеся приблизительно к этому времени, оставили после себя скромные пирамиды в Фивах. Впоследствии пирамида одного из них была осмотрена чиновниками и найдена ограбленной. Тела царя и царицы Нупхас, не потревоженные в течение пятисот лет, были вытащены из гробов. До нас дошло интересное признание воров, которых ревизоры принудили рассказать, как они сняли с царских останков украшения и амулеты из золота и ценных камней. Отсюда несомненно, что, по крайней мере, одна группа этих малоизвестных царей имела свою резиденцию в Фивах и оттуда же, вероятно, происходила родом. Узурпатору по имени Неферхотеп удалось свергнуть одного из многих Себекхотепов той эпохи и установить прочное управление. Он не скрывал своего происхождения и на памятниках без стеснения приводил имена своих нетитулованных родителей. На одной абидосской стеле он оставил замечательный отчёт о своей ревностной заботе о местном храме Осириса и другой, определяющий часть границы некрополя. Он царствовал одиннадцать лет, после чего ему наследовал сын Сихатор, вскоре уступивший престол брату своего отца Неферкара – Себекхотепу. Последний был величайшим царём этой тёмной эпохи, но тем не менее он не продвигал границ Среднего царства на юг до острова Арко, выше третьих порогов, как полагали до сих пор. Его статуя на Арко лишь в рост человека, а не колосс, и, без сомнения, была перенесена туда из Египта каким-нибудь позднейшим нубийским царём. Его правление было лишь временной реставрацией, и сохранившиеся памятники не содержат данных, по которым мы могли бы судить о её характере.
В экономическом отношении страна, вероятно, быстро клонилась к упадку. Отсутствие единства в управлении оросительной системой, забота о которой ранее сосредоточивалась в руках фараона, и общее шаткое положение вещей неизбежно подорвали сельскохозяйственную и промышленную производительность страны; кроме того, принудительное обложение и тирания воевавших друг с другом партий, нуждавшихся в деньгах, поглотили силы и подточили благосостояние, столь искусно поддерживавшееся в течение двух столетий домом Аменемхета. Несмотря на то, что мы не имеем памятников, свидетельствующих об упадке, уже само их отсутствие доказывает это, и аналогия с подобными же периодами в мусульманском Египте, особенно при мамлюках, делает несомненным несчастное положение страны в этот период.
Злополучная страна, лишённая экономической и правительственной централизации, стала лёгкой добычей чужеземных врагов. Около 1675г. до н.э., в конце XIII династии, в Дельту хлынули из Азии полчища, возможно, что семитские, подобные тем, которые в доисторические времена наложили на язык свою непреложную печать, а также тем, которые в наше время покорили страну под знаменем ислама. Завоеватели, обыкновенно называемые гиксосами, согласно обозначению Иосифа (ссылающегося на Манефона), оставили в Египте так мало памятников, что даже их национальность вызывает самые различные мнения, по этой же причине и продолжительность, и характер их господства являются, равным образом, вопросами тёмными. Относящиеся к ним документальные данные настолько ничтожны и скудны, что читатель легко может с ними ознакомиться и составить независимое суждение, хотя бы тем самым для данной главы явилась опасность превратиться в «рабочую записную книгу». Поздние предания о гиксосах, сообщаемые Манефоном и дошедшие до нас в трактате Иосифа, представляют собой только народную сказку, вроде той, которая повествует о падении IV династии, а также многих других подобных сказок, откуда преимущественно почерпнули сведения о прошлом Египта греки. Поэтому следует сперва обратиться к свидетельствам более древним и практически современным той эпохе. Спустя два столетия после того, как гиксосы 44 были изгнаны из страны, великая царица Хатшепсут так повествует о том, как она исправила причинённые ими беды:
Я восстановила то, что лежало в развалинах,
Я воздвигла то, что оставалось неоконченным
С тех пор, как азиаты были в Аваре в Северной Стране (Дельте)
И варвары были среди них (народы Северной Страны),
Низвергая то, что было сделано,
Когда они правили в неведении Ра.
Если мы отбросим бессмысленную ссылку на ассирийцев и несообразное число гарнизона в Аварисе, то можно принять сказку за повесть, в общем заслуживающую доверия. Дальнейшие сведения о гиксосах в том же произведении ясно свидетельствуют, что позднейшая традиция не была в состоянии определить ни национальности, ни происхождения гиксосов. Продолжая цитировать из Манефона, Иосиф говорит: «Весь этот народ назывался «гиксосы», что значит «цари-пастухи», ибо первый слог «hyk» на священном языке означает царя, а «sos» – пастуха, только лишь на языке народном, а из них и был составлен термин «гиксос». Некоторые говорят, что они были арабами».
Согласно тем, кто его цитирует, Манефон называл их также финикийцами. Если мы обратимся к обозначениям азиатских правителей, сохранившимся на памятниках Среднего царства и гиксосов, то мы не найдём ничего подобного термину «правитель пастухов», и Манефон разумно присовокупляет, что слово «sos» означает пастуха лишь на позднейшем народном диалекте. Древнейший язык памятников вовсе не знает такого слова. «Нук» (по-египетски hk`), по словам Манефона, есть обычное обозначение для правителя, и Хиан, один из гиксосских царей, часто принимает на памятниках этот титул, сопровождаемый словом «страна», которое путём лёгкого и очень обычного фонетического изменения может превратиться в «sos»; следовательно, слово «гиксос» есть весьма вероятное греческое произношение египетского титула «правитель стран».
Рассматривая далее скудные памятники, оставленные самими гиксосами, мы открываем несколько смутных, но тем не менее красноречивых черт, касающихся характера странных завоевателей, которых предание называло арабами и финикийцами, а современные им памятники – «азиатами», «варварами» и «правителями стран». Один из их царей, по имени Апопи, воздвиг алтарь (ныне в Каире) и высек на нём следующее посвящение: «Он (Апопи) сделал его как памятник своему отцу Сутеху, владыке Авариса, когда он (Сутех) поверг все страны под его (царя) пяту». Как ни общё это утверждение, из него, по-видимому, явствует, что Апопи правил не одной только страной Египетской. Более красноречивы памятники Хиана, самого замечательного из этой линии царей. Они были найдены от Гебелейна в Южном Египте до Северной Дельты. Но их находят и далее.
Алебастровая крышка от вазы с его именем была открыта Эвансом под микенской стеной во дворце Кноса на Крите, а гранитный лев с его картушем на груди, ныне в Британском музее, был найден много лет назад в Багдаде. Одним из его царских имён было «Охватывающий (буквально «обнимающий») Страны», и напомним, что его постоянным титулом на его скарабее и цилиндрах является «Правитель Стран». Скарабеи гиксосов были извлечены на свет при раскопках в Южной Палестине. Как ни скудны эти данные, всё же при рассмотрении их возникает видение исчезнувшей империи, которая некогда простиралась от Евфрата до первых нильских порогов, – империи, которая не оставила после себя иных следов по той причине, что столица правителей Аварис находилась в Дельте, где, подобно многим другим местным городам, подверглась столь полному разрушению, что нельзя даже найти места, где она некогда стояла. Кроме того, налицо имелись все данные к тому, чтобы победившие египтяне уничтожили все свидетельства господства своих ненавистных поработителей. В свете этих открытий становится ясным, почему завоеватели не основали своей столицы внутри покорённой страны, а остались в Аварисе, на крайнем востоке Дельты, около самой азиатской границы. Это было сделано гиксосами для того, чтобы они могли править не только Египтом, но также и азиатскими владениями. Допуская вышеприведённые предположения, легко также понять, как могли гиксосы отступить в Азию и выдерживать, как нам известно из документов той эпохи, египетский натиск в Южной Палестине в течение шести лет. Отсюда становится также ясным и то, как могли они отступить в Сирию, будучи разбиты в Южной Палестине. Подобные передвижения были возможны вследствие того, что гиксосы владели Палестиной и Сирией.
Если мы спросим относительно национальности, происхождения и характера загадочной империи гиксов, то мы немногое получим в ответ. Манефонская традиция, называвшая их арабами и финикийцами, может оказаться вполне правильной. Вторжение в Сирию южносемитских переселенцев, которое, как мы знаем, повторялось с тех пор несколько раз, могло легко привести в соприкосновение оба народа, а одно или два поколения победоносных вождей могли сплотить их в воинственное государство. Мы уже видели, что семитские племена, торговавшие с Египтом в эпоху XII династии, обладали больше, чем зачатками цивилизации, а походы фараонов в Сирию непосредственно после изгнания гиксосов обнаруживают там наличие цивилизации и высокоразвитых государств. Империя, подобная той, которой, как мы думаем, управляли гиксосы, должна была оставить следы среди народов Сирии и Палестины в течение ряда первых поколений эпохи египетского господства в Азии. Было бы поэтому странно, если бы мы не нашли в летописях египетских походов того времени каких-либо намёков на существование обломков некогда великой империи гиксосов, разрушенной фараонами.
Два первых поколения после изгнания гиксосов проливают мало света на положение вещей в Сирии. После того непрерывные кампании Тутмоса III, поскольку они занесены в его анналы, позволяют нам установить, какой народ играл в то время в Сирии руководящую роль. Большая коалиция царей Палестины и Сирии, с которыми пришлось иметь дело Тутмосу III в начале его походов, всецело руководилась могущественным царём Кадеша на Оронте. Потребовалось десять лет непрерывных походов Тутмоса III, чтобы покорить упорно защищавшийся город и подчинить царство, во главе которого он стоял. Но сила Кадеша и тогда не была ещё сломлена. Он восстал, и двадцать лет войн Тутмоса III в Сирии увенчались победой лишь после того, как ему удалось, наконец, вновь разбить Кадеш после опасной и упорной борьбы. Главенство Кадеша с начала до конца походов Тутмоса имеет такой характер, как если бы много сирийских и палестинских царьков были его вассалами. В сирийской державе царя Кадеша следует, по мнению автора, видеть последнее ядро империи гиксосов, окончательно уничтоженное гением Тутмоса III.
Поэтому последний стал традиционным героем, изгнавшим покорителей из Египта, и под именем Мисфрагмуфозиса фигурирует, как таковой, в манефоновском повествовании. На основании манефоновской традиции и последующего состояния Сирии и Палестины, мы не можем сомневаться, что то была семитическая империя. Кроме того, на скарабеях фараона, несомненно, гиксосской эпохи, мы читаем имя Иакоб-хер или, быть может, Иакоб-эль. Нет ничего невозможного в том, что какой-либо глава колена Иаковлева на время достиг верховной власти в это смутное время. Это удивительным образом согласуется со вступлением колена Иаковлева в Египет, долженствовавший произойти около этого времени. Если это справедливо, то евреи в Египте составляли только часть бедуинских союзников Кадеша или гиксосской империи, и их присутствие обусловило отчасти верное предание, что гиксосы были пастухами, а также натолкнуло Манефона на его неприемлемую этимологию второй части слова. Равным образом, и наивное предположение Иосифа, отождествляющего гиксосов с евреями, может, таким образом, заключать долю правды, хотя и случайной. Однако, делая такие предположения, следует вполне отдавать себе отчёт в их рискованности.
Мы знаем о царствовании замечательных завоевателей в Египте не больше, чем о современных им египетских царьках, упоминавшихся нами выше, которые продолжали править в Фивах и, вероятно, во всём Верхнем Египте. Сведения, сообщаемые Манефоном, а равно и упомянутая народная сказка, утверждают, что гиксосские цари наложили дань на всю страну, и мы уже видели, что гиксосские памятники были найдены на юге до Гебелейна. Начало их преобладания имело вид постепенного мирного переселения, как и сообщает Манефон. Может быть, именно к этой эпохе должны мы отнести одного из их царей, Хинджера, который, по- видимому, предоставил почти всё управление страной своему визирю Энху, так что этот последний ведал храмами и восстанавливал их. Ввиду того, что Энху жил в период Пеферхотепа и современных ему Себекхотепов, возможно, что мы должны отнести постепенное возвышение гиксосского могущества в Египте к эпохе, непосредственно следовавшей за этой группой фараонов.
Теперь невозможно определить причины несомненного вандализма завоевателей, но ясно, что враждебность, действительно, имела место, причём были разрушены храмы, позднее восстановленные Хатшепсут. Бог-покровитель гиксосов, разумеется, египтоизированная форма какого-либо сирийского Ваала, а его имя Сутех – древнейшая форма общеизвестного египетского Сета. Сами гиксосские цари, вероятно, быстро египтоизировались. Они приняли полный фараонский титул и присвоили статуи своих предшественников в городах Дельты, изваянные, разумеется, в условном стиле фараонов. Цивилизация существенно не пострадала; в Британском музее сохраняется математический трактат эпохи одного из Апопи. Далее мы видели, что один из Апопи построил храм в Аварисе, и обломок стенной надписи одного из Апопи из Бубаста гласит, что он сделал «множество окованных медью мачт для этого бога»; речь идёт о мачтах, несущих развевающийся пучок пёстрых лент, которыми украшали храмовые фасады. Влияние на Египет иноземного засилья, распространявшегося как на Сирию и Палестину, так и на южную часть Нильской долины, было чревато последствиями и в значительной мере приготовило коренное изменение, начавшееся со времени изгнания чужеземцев. Гиксосы привели в Нильскую долину лошадь и научили египтян воевать по-настоящему. Несмотря на всё выстраданное египтянами, они бесконечно многим были обязаны своим победителям.
Изгнание гисосов и торжество Фив
После краткого царствования Камоса Яхмос I, быть может, его сын, первый царь манефоновской XVIII династии, стал около 1580 г. до н.э. во главе фиванского дома и стал освободителем Египта от его чужеземных поработителей. Секененра III уже заручился дружбой могущественных князей Эль-Каба, и с помощью богатых даров и щедрых знаков отличия Яхмос I сохранил за собой ценную поддержку этих князей как против гиксосов, так и против упорных местных царьков по верхнему течению реки, постоянно угрожавших ему с тыла.
В течение долгого периода разложения, последовавшего за эпохой Среднего Царства, Нубия, естественно, воспользовалась случаем и отпала. Как далеко проник туда Яхмос, совершенно невозможно определить; очевидно одно, что он не встретил серьёзного сопротивления при вторичном покорении территории между первыми и вторыми порогами, но его власть ещё не окрепла в самом Египте. Едва покинул он страну, отправившись в нубийский поход, как его исконные враги, к югу от Эль-Каба, вновь восстали против него. Они были совершенно разбиты в битве на Ниле, и наш старый друг Яхмос, сын Эбаны, был награждён за храбрость, проявленную им в этом деле, пятью рабами и пятью статами (приблизительно 3 ½ акра) земли в Эль-Кабе. Все моряки, участвовавшие в битве, были награждены одинаково щедро.
Лишь немногие представители поместной знати поддерживали Яхмоса и заслужили его милости, большая часть была настроена враждебно как против него, так и против гиксосов, и погибла в борьбе. Их более счастливые товарищи стали простыми дворцовыми и административными чиновниками, и феодальные владетели, таким образом, почти перестали существовать. Земли, составлявшие их наследственную собственность, были конфискованы в пользу короны, во владении которой они остались навсегда. Было одно интересное исключение из конфискации. Элькабскому дому, которому была стольким обязана Фиванская династия, было позволено удержать свои земли, и спустя два поколения после изгнания гиксосов глава дома является владетелем не только Эль-Каба, но также Эсне и всей промежуточной территории.
Кроме того, ему была дана административная власть, хотя и не наследственная, над землями, начиная от Пир-Хатор, немного южнее Фив, и до Эль-Каба. Но и это исключение только ещё сильнее подчёркивает полное исчезновение поместной знати, бывшей основой правительственной организации Среднего царства. Весь Египет представлял теперь личную собственность фараона, совсем так, как это было после разгрома мамлюков Мухаммедом Али в начале XIX столетия. Это тот порядок вещей, который в еврейских преданиях изображался как прямой результат мудрой политики Иосифа ( Быт. 47:19–20 ).
Среднее царство завершается XII династией. Второй раз в Египте наступают смутные времена, когда фараоны беспрестанно сменяют друг друга. Каждый из фараонов XIII и XIV династий царствует очень недолго, а иногда на троне появляются сразу несколько правителей.
Египетское царство дробится, и азиатские племена, медленно проникая на северо-восток страны, доходят до Дельты. Они пришли из Сирии и Палестины, поэтому их называют «правителями пустынных стран».
Реставрация и конец
Реставрация
Его возвышение шло быстро вперёд. Около 654 г. до н.э., как раз в то время, когда Ашшурбанипал шёл на Вавилон, он овладел Фивами, где был признан фаворитом Тахарки Монтуемхетом. Политическая власть фиванской иерархии, как мы видели, была полностью парализована при эфиопских царях, так что Псамметиху не приходилось разрешать в этом направлении сложных проблем. С целью получить законное право управлять имуществом Амона, в то время, разумеется, значительно сократившимся, он повелел «Божественной Взывающей» в Фивах, Шепенопет, сестре умершего Тахарки, удочерить его дочь Нитокриду. Дошедший до нас декрет об удочерении есть единственный значительный иероглифический документ царствования Псамметиха I, о котором нам известно; он заключает в себе передачу Нитокриде всего состояния и всех доходов Шепенопет.
Упадок верховного жречества Амона был теперь настолько полным, что в течение 60 лет некогда могущественная должность фактически отправлялась принцессами-жрицами. Первосвященником Амона была женщина! Подчинив себе вождей наёмников и местных царьков, Псамметих положил конец невыносимому состоянию полуанархии, так давно угнетавшему несчастную страну. Народ был, наконец, спасён от шаткого правления массы феодальных властителей и их беспокойных военных клевретов, от безответственной тирании которых он страдал с незначительными перерывами в течение приблизительно 400 лет. Сделанное в этом направлении Псамметихом I ставит его наряду с даровитейшими правителями, когда-либо занимавшими престол фараонов. Действительно, условия, с которыми ему приходилось считаться, были столь неблагоприятны, и зло, с которым он должен был бороться, было настолько застарелым, упорным и глубоко укоренившимся, что достигнутое им, быть может, ставит его выше основателя XII династии Аменемхета I и победителя гиксосов Яхмоса I.
Следовательно, некоторые из древних местных владетелей продолжали существовать и пользоваться известными привилегиями, но сильная и искусная рука Псамметиха твёрдо удерживала их в определённых границах, как и в былые дни Среднего царства при Аменемхете I.
Они уже больше не угрожали единству нации.
Не менее трудной задачей была организация военного класса. В то время совершенно египтизированные ливийцы, жившие в стране несколько веков, постепенно превратились в класс воинов, не слишком хороших, количество которых, невероятно преувеличенное Геродотом, мы не можем определить. Делясь на две группы, гермотибиев и каласириев, как их энигматически обозначает Геродот, они населяли главным образом города Дельты и ничем не способствовали экономическому развитию страны. Не считая феодальных владетелей, Псамметиху приходилось иметь дело также с оппозицией и этого класса, и ему ничего другого не оставалось, как только противопоставить им северных наёмников, греков и карийцев. Таким образом, Египет, которому выпала на долю неизбежная в древнем мире судьба военного государства, переходил из подчинения одним чужеземным солдатам к другим. Армия, организованная Псамметихом I, состояла, с одной стороны, из греков, карийцев и сирийцев, а с другой – из ливийцев и их египтизированных сородичей. Ионийцы и карийцы были расположены на северо-восточной границе вблизи Дафны, причём одно из разветвлений Нила проходило через их лагерь; граница же Западной Дельты охранялась отрядом, занимавшим крепость в Марее, недалеко от места позднейшей Александрии. В Элефантине находился подобный же гарнизон на случай нападений с юга. Геродот рассказывает, что 340 000 воинов, которых держали, не сменяя три года, на одной станции, дезертировали и отправились с предложением своих услуг к царю Эфиопии в Мероэ. Хотя число их, по обыкновению, невероятно преувеличено, всё же этот рассказ должен содержать в себе частицу правды, так как он согласуется со всем, что нам известно об условиях эпохи Псамметиха I. В виде уступки военному классу отрад царских телохранителей заключал в себе по тысяче человек от обеих групп – гермотибиев и каласириев, но кроме них Псамметих, конечно, всегда имеет при себе ещё большее число храбрых греков и карийцев.
Цветущий и могущественный Египет, возвышавшийся в это время после долгого упадка, совершенно отличался от Египта, каким мы его находим в иные, более ранние периоды возрождения. Было невозможно вновь возбудить в нации военный дух, как в дни изгнания гиксосов, поэтому обдуманная политика Псамметиха I, употреблявшего все усилия к тому, чтобы дать народу здоровый экономический базис, в то же самое время неизбежно должна была зависеть от чужеземных наёмников, на которых основывалась военная мощь, необходимая для восточного правителя; фараон неизбежно должен был теперь постоянно заботиться о превращении экономических ресурсов страны в военную силу.
Одним словом, богатства страны шли на содержание огромной армии, значительная часть которой состояла из инородцев. Это было зло, которого не мог изменить Псамметих. При таких условиях сохранение производительных сил нации настолько же важно, или, вернее, необходимо, как и поддержание армии. Одно обусловливает другое. Псамметих I имел перед собой туже проблему, которая позднее стояла перед Омаром и первыми халифами. Возрождение страны при наличии подобных условий зависит почти исключительно от личной инициативы государя, распоряжающегося имеющимися факторами – военной силой и экономикой – так, чтобы, действуя в полном взаимном согласии, они обеспечивали стране процветание и внешнюю безопасность.
Псамметих олицетворял собой прогрессивную и творческую силу, в то время как народ мог осуществлять присущие ему функции и двигаться вперёд по обычной для него дороге. В народе совершенно иссякли всякие более или менее значительные жизненные силы (и здесь задача Псамметиха существенно отличалась от той, которая стояла перед первыми халифами), и восстановление надлежащего управления и проистекавшее отсюда процветание страны позволили ему удовлетворить своё желание возродить прошлое – тенденция, которую можно уже отметить в эпоху XXIII династии.
Вместо того чтобы проявлять кипучую энергию, сказывающуюся в обильном создании новых форм, как в начале империи, народ обратился к прошлому и сознательно стремился восстановить и оправдать государство былых дней, предшествовавших эпохе тех перемен и нововведений, виновницей которых была империя. Сквозь туман более чем десяти веков древнейший Египет являл все идеальные совершенства предшествовавшего ему божественного управления.
Почитание царей, правивших Мемфисом в те отдалённые дни, было восстановлено, и ритуал посмертной службы по ним стал вновь отправляться и обеспечиваться вкладами. Были в значительной мере исправлены и восстановлены их пирамиды. Архаические титулы и множество чинов придворных и административных сановников эпохи строителей пирамид вошли вновь в употребление, и делалось всё возможное, чтобы с внешней стороны придать управлению видимость отдалённой древности. Письменность отразила на себе стародавние черты на официальных памятниках, и изучение древних письмен, вероятно, стоило саисским писцам долгого и тяжёлого труда. В религии было сделано всё, чтобы очистить пантеон от каких бы то ни было позднейших наслоений и освободить ритуал от всяких нововведений. Всё ненациональное было изгнано из религии, и Сет, бог разорения и запустения, уничтожался повсюду. Крайняя нетерпимость, подобная той, которая вскоре должна была проявиться в новообразовавшемся еврейском государстве, усиливалась во всех областях жизни. Древние посмертные тексты пирамид вновь вошли в употребление, и, несмотря на то что часто их не понимали, их высекали на массивных каменных саркофагах. «Книга мёртвых», получившая теперь свою последнюю редакцию и ставшая свитком в 60 футов длиной, ясно свидетельствует о возрождении древней погребальной литературы. В могильных часовнях мы вновь находим свежие и радующие глаз картины из жизни народа среди болот и лугов, в мастерских и на верфях. Они представляют собой поистине чудное воспроизведение рельефных сцен из мастаб Древнего царства, так что при первом взгляде можно ошибиться относительно века памятника. И, действительно, человек по имени Аба, живший в Фивах, послал своих художников в одну из гробниц Древнего царства вблизи Сиута, чтобы скопировать рельефы для его собственной фиванской усыпальницы, потому что владельца древней гробницы также звали Аба.
Но архаизаторы, стремившиеся перестроить религию, общество и управление на основании древних образцов, должны были сознательно или бессознательно чувствовать постоянное трение вследствие неизбежной изменчивости социальных, политических и экономических условий расы. Нельзя было свести к нулю два тысячелетия, прошедших со времени Древнего царства.
Сквозь обманчивый покров древности, набрасывавшийся ими на современные условия, всё же просвечивали неумолимые факты настоящего. Когда это было замечено, затруднение разрешили так же, как это сделали евреи в случае подобной же дилеммы: оставалось лишь приписать к современным элементам седую древность, подобно тому, как всё еврейское законодательство было целиком отнесено к Моисею. Таким образом, было обеспечено теоретическое возрождение. Это было особенно легко для египтян Саисской эпохи, ибо задолго до них было в обычае приписывать Древнему царству особенно священные посмертные тексты, излюбленные медицинские предписания и собрания речений мудрости.
Если в некоторых случаях это и было справедливо в дни империи, то того же нельзя сказать вообще относительно XXVI династии. В одной сфере в особенности было невозможно втискивать настоящее в древние рамки: я имею в виду художественные дарования народа. Этот всегда плодотворный элемент египетской культуры представлял собой в то время поразительное исключение наряду с полным отсутствием инициативы во всех других проявлениях жизни. В этой сфере творческие способности, уже возродившиеся в эфиопский период, оставались всё ещё деятельными, и художественное чувство прислушивалось чутко к новым явлениям жизни.
Мы уже видели, что тяготение к прошлому в религии имело следствием возрождение древних сюжетов на рельефах могильных часовен; однако несмотря на близость копий к древним образцам, самый беглый взгляд неизбежно открывает особый характер и новую технику, присущие только им. В них как раз заключается тот элемент свободы, который отсутствовал в искусстве Древнего царства, и утончённая красота гибких и плавных линий придаёт невыразимое очарование рельефам именно саисской школы. Если эта тенденция иногда теряет чувство меры и развивается в ущерб силе произведения, то она компенсируется новой, более свободной трактовкой сюжетов. Хотя древние каноны и условности в общем всё ещё преобладают, всё же тут и там появляется художник, решающийся не считаться с ними, который, изображая человеческое тело на рельефе, делает плечи такими, каковы они в действительности, а не ломает их согласно требованиям Древнего царства. Условные головы, предписанные древним каноном, продолжают встречаться и на саисских могильных рельефах почти без всяких изменений, но временами художнику удаётся, изображая лицо, настолько ярко передать его индивидуальные черты, что его создание резко отличается от множества других шаблонных портретов.
Подобные же произведения появляются и среди статуй, свидетельствующих об изучении строения костей черепа, складок и морщин кожи, хорошем понимании анатомии в целом и улавливании индивидуального характера, какого не знало ни одно древнейшее искусство. Такие произведения могут быть сравниваемы лишь с первоклассными портретами греческих скульпторов, и при этом без ущерба для себя.
Художественное литьё из бронзы достигло совершенства, делались полые фигуры значительных размеров, и особенно хорошо передавались животные формы. Прекрасные бронзовые статуи, искусно покрытые фигурным золотом, серебром и их сплавом, необычайно совершенны по технике. Работы из бронзы весьма многочисленны, и большая часть из тех, которые наполняют современные музеи, были созданы именно в эту эпоху. Ремёсла процветали как никогда, и египетский ремесленник той поры редко когда бывал превзойдён. Фаянсовые изделия были особенно удачны и изобильны, и музейные коллекции наполнены работами этого периода Архитектурные памятники эпохи к сожалению, погибли, и если возможно судить о ней потому, чего достигли сансские скульпторы, то в этом для нас незаменимая потеря; возможно, что роскошным и прекрасным колоннам в храмах Птолемеев было положено начало сансскими архитекторами.
В то время, как произведения искусства явным образом отличались от своих древних прототипов, которым, предполагалось, они следовали, подобное же несоответствие в организации управления, хотя и не менее реальное, было, вероятно, не так ощутимо. По немногим дошедшим до нас памятникам того периода трудно составить себе ясное представление о подлинном характере государства. Благодаря своему географическому положению Дельта заняла с этих пор первенствующее положение. Развитие торговли с северным миром и вышеизложенные политические основания сделали неизбежным и непреложным передвижение культурного и политического средоточия страны на север. Псамметих и его преемники жили у себя в родном Саисе, ставшем большим и великолепным городом с храмами и дворцами. Фивы не имели уже более ни политического, ни религиозного значения. Долина Нила была лишь придатком к Дельте.
Мы уже указывали, что несколько феодальных владетелей продолжали существовать. Они удержали за собой свои земли, но, судя по Монтуемхету, они не могли завещать их своим сыновьям. Исключая эти феодальные владения, вся земля принадлежала короне и обрабатывалась крестьянами-рабами, отдававшими пятую часть урожая фараону. Жрецы и солдаты не платили налогов. Представителями административной власти на местах являлись, как и в эпоху империи, чиновники центрального правительства, собиравшие налоги и отправлявшие правосудие. Их архаические титулы, насколько мне удалось их проследить, обычно не отвечали реальным функциям по управлению. В отношении образования и воспитания эти люди существенно отличаются от чиновников-писцов эпохи империи тем, что для них необязательно знание древних иероглифов.
Со времени Эфиопской династии развилась весьма курсивная форма древнего иератического письма. Эта новая и более беглая форма, бессознательно развившаяся из древних письмен, лучше отвечает нуждам практической деятельности и администрации, и, вследствие всеобщего и повседневного употребления, стала известна грекам под названием демотического письма – термин, обычно прилагаемый к ней в настоящее время. Она запечатлела тогдашний язык; что же касается иероглифического письма, продолжавшего искусственно поддерживаться, то оно пользовалось архаическими формами языка, бывшими в употреблении много столетий назад. Это существенное видоизменение, разумеется, было лишь одной из многих модификаций и перемен, отвечавших новым потребностям управления. В социальном отношении возродившиеся ремёсла вызвали разделение народа на более или менее резко разграниченные классы, или гильдии, обозначавшиеся по роду своих занятий; но каст, в точном значении слова, не существовало, так же как не было их и в другие периоды египетской истории.
Жрецам несколько лучше, нежели чиновникам, удалось восстановить доброе старое время Им, взятым вместе, следует вообще, главным образом, приписывать попытку реставрации. Религиозный центр также, как и политический, совершенно переместился, как мы уже говорили: Фивы потеряли всякое религиозное значение. В городах Дельты – Саисе, Атрибе и Буто – находились богатейшие храмы. В полном противоречии с условиями Древнего царства жрецы теперь составляли более, чем когда-либо, замкнутый и отличный от других класс населения, их должности стали наследственными. Народ их почитал, поэтому стало политической необходимостью приобретать их поддержку посредством щедрых вкладов. Хотя они больше и не имели того политического влияния, которым они располагали в дни империи, всё же мы находим, например, что древний владетель Тиниса лишается своих давних доходов с оазисов и переправы через реку, так как жрецы Осириса пожелали, чтобы они поступали к ним. Однако правилом было, как мы увидим, обратное. Древних богов нельзя было воскресить, из них один только Осирис не был предан забвению. Его супруга Исида, в противоположность древним обычаям, получила сложный культ и широкую известность, впоследствии обеспечившие ей в классические времена такую всеобщую любовь. Имхотеп, мудрец при дворе Джосера двадцать пять веков назад, занял теперь место среди богов как сын Птаха, – нововведение, бывшее для жрецов бессознательным. Религия, представителями которой являлись жрецы, была неизбежным результатом тенденций конца империи. Поскольку дело касалось повседневной жизни и поведения, она состояла, как и раввинистическая религия, возникшая при весьма сходных условиях, из бесчисленных внешних обрядов и чрезвычайно утомительного соблюдения предписаний, касавшихся ритуальной чистоты. Мы всюду находим, что знатные лица и чиновники воздвигают святилища богам. В то время как раньше почитался лишь один представитель известного класса животных, теперь во многих случаях все его индивидуумы считались неприкосновенными. Усилившееся обожание этих проявлений богов в особенности подчёркивается сложным культом быков Аписов, отображений Птаха; огромная усыпальница, где они отныне пышно погребались, Серапеум в Мемфисе, прославилась среди греков. Намёк на эту тенденцию можно усмотреть ещё в эпоху Древнего царства, но теперь она приняла ту грубую форму, которая привела, наконец, в римскую эпоху к фанатическим эксцессам александрийцев.
Возможно, что жрецы находили во всех этих внешних божественных манифестациях так же, как в своих мифологических сказаниях, высший смысл, которого они никогда первоначально не имели. Нечто подобное мы уже видели раз в эпоху империи, но мы не можем решить, действительно ли жрецы учили всему тому, что приписывают им греки. В то время, как в эпоху Империи, жрецов воспитывали не в отдалении от жизни, теперь они должны были изучать язык и форму письма и знакомиться с массой стародавней литературы несмотря на то, что всё это давно вышло из употребления в окружающей деловой жизни.
Таким образом, древняя письменность, уже и ранее считавшаяся божественного происхождения, стала священным занятием, характерным отличием богословской науки и была поэтому названа греками «иероглифами», или священными знаками. Подобная тренировка неизбежно погружала жрецов в давно позабытый мир, мудрость которого, как у китайцев и мусульман, считалась последним словом. Начертания и священные свитки прошлого ревностно разыскивались и, покрытые пылью веков, подбирались одни к другим, сортировались и приводились в порядок. Прошлое было выше всего; жрец, которому оно было дорого, жил в царстве теней, и его живые силы были потеряны для мира. Равным образом, и в тогдашнем Вавилоне тот же ретроспективный дух был преимущественно характерен для возрождавшейся империи Навуходоносора. Мир дряхлел, и люди всюду останавливались с любовью на его давно ушедшей юности.
В то время, как жизнь в самом Египте в Саисскую эпоху настолько проникнута духом прошлого, что вполне справедливо называется эпохой Реставрации, внешняя политика в те дни выказывала мало склонности к минувшему. В резком противоречии с реставрационной тенденцией и особенно с национальной исключительностью стояла более интенсивная, чем когда-либо, чужеземная политика Псамметиха I. Восстановление упорядоченного и централизованного управления и приведение в надлежащий вид запущенной системы орошения вполне обеспечили внутреннее процветание страны в традиционных направлениях. Но ранняя деятельность и воспитание Псамметиха толкали его на большее. Он лично видел великие торговые пути, пересекавшие из конца в конец обширную Ассирийскую империю, он понимал великое экономическое значение иноземной торговли для нации, над воссозданием которой он трудился, а также не мог он не знать, что такая торговля могла быть обложена пошлиной, что приносило бы значительный доход его собственной казне. Поэтому он восстановил прежние сношения с Сирией, финикийские галеры появились в большом количестве в устьях Нила, и торговцы семиты, предшественники арамейцев, столь многочисленных в персидские времена, стекались в Дельту.
Псамметих не только сумел пополнить греками ряды своей армии, но также нашёл их весьма полезными для осуществления собственных коммерческих проектов.
Начиная с VIII века до н.э., движение на юг северных народов, предварённое более чем пятьсот лет назад набегами «морских народов», стало теперь обычным явлением. Греки, приходившие с далёкого севера и в это время впервые отчётливо появляющиеся в истории, уже давно завладели полуостровом и близлежащими островами с их центрами микенской цивилизации, и теперь они образуют цветущие общины и быстро растущие морские государства, флоты которых, проникая всюду в Средиземном море, находились с финикийцами в непрерывном и напряженном соревновании. Их колонии и ремесленные поселения с деятельными факториями быстро распространялись по берегам Средиземного моря и проникли в Чёрное море. Псамметих был, вероятно, первым из числа египетских правителей, сочувствовавших появлению греческих колоний в Египте. Вскоре страна изобиловала греческими торговцами, и им было позволено устраивать поселения ремесленников, в особенности в Западной Дельте вблизи царской резиденции в Саисе. В Мемфисе находились греческий и карийский кварталы, и, по всей вероятности, также и другие большие города имели подобные же специальные кварталы для иностранцев и преимущественно греков.
Таким образом, подлинный характер египтян и их цивилизация никогда не были правильно поняты греками, и произведения этих последних, касавшиеся Нильской страны, даже несмотря на то, что они часто высмеивали странные египетские обычаи, передали нам по наследству ложное представление о ценности их творений, в особенности интеллектуальных. Греки, с их неутомимой жаждой к истине и постоянным тяготением к трезвому исследованию, были несравненно выше египтян, прославленную мудрость которых они так почитали. Греки могли познакомиться лишь с позднейшей политической историей страны, протекавшей непосредственно на их глазах. От эпохи Псамметиха I до нас дошёл целый запас народных греческих преданий, относящихся к XXVI династии, который, будучи надлежащим образом использован, проливает неоценимый свет на этот период, так как местные анналы и памятники почти совершенно погибли вследствие того, что они находились в незащищённой Дельте.
Сами египтяне, ограждённые требованиями обрядовой чистоты и незыблемой сосредоточенности, стояли совершенно в стороне от соприкосновения с чужеземной жизнью и не давали ей на себя влиять. Если бы они могли идти собственным путём, они изгнали бы из своей страны всех без исключения иноплеменников. Но, находясь в тех же условиях, что и современные китайцы, они вели с ними торговые сношения и примирялись с их присутствием благодаря выгодам, которые они приносили им. Итак, в то время, как саисские фараоны, как мы увидим далее, подверглись глубокому влиянию греков, масса египетского населения осталась им незатронутой. С другой стороны, греки получали большую выгоду от соприкосновения с цивилизацией Нильской долины, хотя эта выгода имела для них главным образом вещественный характер. Они находили здесь усовершенствованные и приспособленные технические изобретения, которые их исключительный гений сумел так своеобразно применить к более высоким целям, нежели те, которые привлекали к себе древнейшие цивилизации. Они, несомненно, широко заимствовали художественные формы, и влияния, приходившие с Нила и сказывавшиеся в центрах микенской культуры, начиная, по меньшей мере, с ХХ династии (2000 лет до н.э.), все ещё представляли собой действенную силу в тех же областях севера. Несмотря на широко распространённый «закон фронтальности», едва ли случайным был тот факт, что архаический (как его называют) Аполлон воспроизводит во всех деталях стоячую позу, преобладавшую в Египте, включая и характерно выдвинутую вперед левую ногу. Греки могли многому научиться у сансских скульпторов-портретистов вплоть до дней своего величайшего художественного совершенства. Интеллектуальное влияние проследить труднее, но всё же есть зерно правды в предании греков, что они получили свою философию из Египта. Философская теология египетских жрецов заключала в себе творческие зачатки, которые легко могли проникнуть в ранние ионийские системы. Идеи изначального Разума и творящего Слова, возникшие ещё при XVIII династии, едва ли не оказали влияния на образованных греков, посещавших Египет задолго до того, как подобные представления возникли в самой Греции.
Непреодолимая вера египтян в посмертное существование и их сложные погребальные обряды, бесспорно, отразились на воззрениях греков, а так-же и римлян; и широкое распространение египетской религии в классическом мире свидетельствует о глубоком впечатлении, производимом ею в то время. Вплоть до наших дней её символы выкапываются из земли на протяжении всего бассейна Средиземного моря. Влияния, шедшие из Египта, стали ощущаться в государствах, представлявших собой начатки позднейшей европейской цивилизации, начиная с эпохи Псамметиха I; ярким доказательством личного престижа великого возродителя Египта в греческом мире служит тот факт, что могущественный Периандр 139 Коринфский назвал своего племянника и преемника Псамметихом.
Около 640 г. до н.э. Псамметих почувствовал себя достаточно сильным, чтобы возобновить свои планы относительно завоеваний в Азии и, вновь заявив о традиционных притязаниях Египта на Сирию и Палестину, оспаривать у Ассирии её владения. Он вторгся в страну филистимлян и много лет осаждал Ашдод, но его тщеславным замыслам был неожиданно положен конец вторжением с севера скифских племён, прошедших через всю Ассирию и проникших на юг вплоть до границы Египта.
Согласно Геродоту, Псамметих посредством богатых даров спас своё царство. Но более вероятно, что его собственная сильная рука освободила от них страну. Он уже поднял её из многовекового состояния слабости и упадка, и, когда он умер после 54-летнего царствования, он оставил Египет в состоянии такого мирного процветания, которого страна не знала со смерти Рамсеса III, т.е. в течение 500 лет.
Псамметих I – египетский фараон в 663–610 гг. до н.э., основатель XXVI (Саисской) династии. Объединил под своей властью Египет, изгнав из страны ассирийцев.